После визита президента Садата в Иерусалим, когда мир между Израилем и Египтом мог стать реальностью, Лотц обдумывал, как он говорил, «блестящую идею». «Возможно, они позволят мне вернуться в Египет, — сказал он тогда. — Я хотел бы основать школу верховой езды на берегу Нила». Но, подумав, добавил: «Скорее всего, ничего не выйдет… Я так одурачил их тогда, что вряд ли они когда-либо простят меня».

Ранним утром 1 июня 1967 г. в доме директора ЦРУ Ричарда Хелмса раздался телефонный звонок. Это озадачило Хелмса: телефон, по которому звонили, был подключен к его персональной линии, не зарегистрированной в справочниках. Подняв трубку, Хелмс тотчас узнал голос звонившего ему человека. Это был Меи Амит — его старый приятель, дружба с которым началась еще во время совместной учебы в Колумбийском университете. В 1962 году Амит возглавил Моссад. По голосу израильтянина Хелмс понял, что тот звонит ему не ради приятельской беседы.

– Дик, мне необходимо встретиться с тобой, — сказал Амит. — Я звоню из телефона-автомата в аэропорту. Никто не знает, что я здесь. Я только что прилетел. Это очень срочно.

Застигнутый врасплох, Хелмс тем не менее быстро сориентировался.

— На утро у меня назначено несколько важных встреч, — ответил он. — Но я смогу встретиться с тобой во второй половине дня. А до этого, если ты приедешь, могу организовать тебе встречу с моими людьми. Если ты введешь их в курс дела, к тому времени, как я освобожусь, мне сообщат, о чем ты хотел поговорить со мной.

— Договорились, — сказал Амит.

Необычный визит Амита в Вашингтон был кульминацией нескольких недель беспокойства, охватившего Тель-Авив.

Всю весну Советский Союз вел войну нервов. Основной поставщик вооружений в Сирию и Египет, Москва не переставала убеждать своих арабских союзников в том, что Израиль планирует полномасштабную агрессию против них. 13 мая советский посол позвонил президенту Насеру, чтобы предупредить о скором нападении Израиля на Сирию. В течение последующих дней русские снабжали руководство Сирии и Египта информацией о наращивании израильтянами ударной группировки на Голанских высотах.

На эти предупреждения Египет отреагировал полной мобилизацией своих вооруженных сил. Начальник генерального штаба Мухаммед Фавзи вылетел в Сирию для координации совместных действий. Вскоре обе страны привели свои армии в состояние полной боевой готовности. При этом Египет сосредоточил на Синае стотысячную группировку.

Дилемма, вставшая перед израильским руководством, была предельно проста: Египет и Сирия либо подыгрывали Советскому Союзу в проводимой им политике «контролируемой напряженности», либо хотели начать полномасштабную войну. Агентуре Моссад было дано указание собирать любую информацию, которая помогла бы решить эту дилемму.

20 мая Моссад, используя «горячую линию связи», передал в Каир короткое послание премьер-министра Леви Эшколя президенту Насеру: «Мы не хотим войны.

Мы отведем все наши подразделения, дислоцированные в настоящее время на границах, в случае, если вы вернете группировку с Синая на прежние позиции».

Ответ Насера был жестким: «В свое время вы получите наш ответ».

Израилю не пришлось долго ждать. 48 часов спустя президент Насер приказал заблокировать Тиранский пролив, отрезая таким образом Израилю выход в Африку и Азию через Красное море.

Для руководства вооруженных сил и разведывательных органов Израиля этот шаг означал только одно: война неизбежна. Единственный шанс, чтобы преодолеть колоссальное превосходство противника в живой силе и технике, заключался в превентивном ударе.

Меир Амит сделал все возможное, чтобы убедить в этом премьер-министра Леви Эшколя. Однако осторожный Эшколь, следуя политике Соединенных Штатов, направленной на сотрудничество при решении спорных вопросов, колебался и пытался выиграть время. Он предложил советскому послу Зубакину совершить поездку в приграничные районы страны, с тем чтобы тот своими глазами убедился, что Израиль не готовится к войне.

Предложение было отклонено. Зубакин, обычно мягкий и приятный человек, внезапно стал грубым и резким. Он обрушился на Эшколя с обвинениями по поводу готовящейся израильской агрессии. Сдержанный и обходительный Эшколь едва не потерял самообладание.

В Израиле в это время крайне накалилась обстановка. На Эшколя обрушилась волна критики со стороны прессы и его более воинственных советников.

Степень напряженности в окружении премьер-министра проявилась на совещании, состоявшемся в последние дни мая. Генерал Ариель (Арик) Шарон прибыл в кабинет Эшколя с пистолетом. Когда руководитель кабинета деликатно напомнил ему, что министры обычно не ходят на заседания с оружием, Шарон выложил пистолет на стол и сказал достаточно громко, чтобы его услышал Эшколь.

— Если вы считаете, что кто-то носит пистолет для того, чтобы арестовать премьер-министра, то вы сошли с ума. Вам достаточно прикрикнуть на нас, и мы уберемся отсюда вон!

Это заявление сильно расстроило Леви Эшколя, который, в конце концов, был таким же патриотом, как и любой генерал. Просто он хотел как можно дольше идти по пути переговоров.

Тем временем обстановка ухудшалась. В дополнение к протестам в самом Израиле президент де Голль предостерег Тель-Авив от нападения на арабов. Такое заявление из уст хорошего друга Израиля, от которого зависели поставки вооружения, вызывало серьезную озабоченность.