Парень уставился на вывеску, раскрыв рот в шоке.

— Ого.

— Да. Я все время прошу Говарда передвинуть ее, но, — я пожал плечами, — что поделаешь?

Я опустился на колени, чтобы собрать разбросанные бананы, и ребенок имитировал это движение, чтобы помочь.

Мальчишка не переставал смотреть мне в лицо.

— Моя мама сказала, что ты был в тюрьме, — выпалил он, и я не смог удержаться от смешка.

Блин, я любил детей. Они не страдали херней. Они спрашивали то, что хотели спросить, говорили то, что хотели сказать. С ними не надо было ходить вокруг да около, и я ценил это гораздо больше, чем пристальные взгляды и перешептывания за спиной.

— Был, — ответил я, кивнув.

— Так вот откуда у тебя этот шрам?

Я покачал головой, возвращая бананы на их законные места.

— Нет. Этот шрам у меня появился до…

— Ной!

Малыш обернулся на внезапный звук женского крика, который, по-видимому, был его именем.

«Это мама», — подумал я, поворачиваясь лицом к женщине в мешковатом свитере, узких джинсах и черных ботинках, несущей корзину с продуктами.

Ее волнистые светло-коричневые волосы могли показаться кому-то унылыми, но мне они напомнили шерсть Салли. Мягкие. Неотразимые. Утешительные.

«Как волосы Рейн».

Внезапная мысль принесла странное чувство облегчения, которого я не испытывал уже давно, а также любопытный привкус дежа вю.

И, наверное, мне не стоило так пялиться. Особенно если учесть, как сильно меня раздражало то, что весь город пялился на меня. Но ничего не мог с собой поделать, ведь в последний раз я смотрел на такую красавицу, когда спас пятнадцатилетнюю девочку много лет назад.

Мама Ноя поспешила встать рядом с ним, потянув его за рукав, поправляя корзину на руке, а я взял бананы из его протянутой руки.

— Ной, я тебя повсюду искала.

— Извини. Я просто…

— Мы должны вернуться домой и приготовить ужин. У тебя еще есть дома…

Когда я встал, женщина ахнула, прежде чем прочистила горло, как будто ей было стыдно, что она вообще ахнула.

— М-мне жаль, что он тебя побеспокоил, — сказала она, отводя взгляд, чтобы посмотреть на вещи в своей корзине. — Давай, Ной. Пошли.

— Все в порядке, — ответил я, вытирая руки о фартук. — Было приятно поговорить с кем-то.

Женщина сглотнула, некоторое время разглядывая меня. Затем она заставила свои губы улыбнуться.

— Ну что ж, хорошего дня.

— Да, и вам тоже. — Я помахал рукой ее сыну, которого уже уводила мама. — Пока, Ной. Спасибо за беседу.

— Пока, — оглянулся через плечо и помахал мне в ответ Ной, слегка скривив рот. — Увидимся.

Я засмеялся про себя, повернувшись и убирая обертку от своего сэндвича. Потом бросил ее в мусорное ведро и вернулся к работе, не забыв при этом удариться головой о вывеску «Продукты». И все это время, пока не сел на велосипед и не поехал домой, я думал о Ное и о первом честном дружеском, хотя и коротком, разговоре, который у меня состоялся с тех пор, как я приехал сюда.

И я думал о Рейн.

* * *

Тюрьма, если и научила меня чему-то, так это строгому распорядку дня, благодаря жесткому режиму, в котором они держали нас, заключенных. Поэтому почти сразу после того, как я поужинал консервированным супом и крекерами, потратил час на то, чтобы снять деревянные панели во второй спальне. Затем принял душ и лег в постель с книгой, которую недавно начал читать — сборником рассказов и стихов Эдгара Аллана По.

У жены Гарри была целая библиотека книг, которые я еще не читал, и я был благодарен ей за то, что она передала мне несколько книг, чтобы я мог занять себя в свободные от работы и сна часы.

Затем, ровно в девять часов вечера, я закрыл книгу, выключил свет и заснул.

Это был беспокойный сон, во время которого я ворочался с боку на бок, преследуемый прошлым, тишиной и дурным предчувствием, которое иногда пробиралось в мои вены, и от которого не мог избавиться или объяснить. Оно говорило о том, что демоны из моей жизни до этого места никогда не оставались слишком далеко позади.

Но незадолго до одиннадцати часов ночи раздался треск, от которого я резко сел на кровати.

— Что, черт возьми, это было? — спросил я вслух, задыхаясь и трясясь.

Я не мог понять, что это мог быть за звук. Ведь был в полудреме, когда это случилось. Это могло быть что угодно. Ветка сломалась. Гром. Выстрел. Кто, черт возьми, знал? Но я знал, что не смогу заснуть, пока не проведу расследование и не пойму, что там не затаился страшилище в скелетных тенях деревьев над головой.

Итак, я скатился с кровати, одетый только в спортивные штаны и носки, и откинул простыню, которую использовал вместо занавески. Потом вгляделся в дорогу и не увидел ничего, что могло бы вызвать подозрение. И, наверное, в этот момент мне следовало бы просто лечь спать, но что-то говорило мне выйти на улицу и убедиться, что на самом деле ничего не случилось.