Я достал ключи и повесил их на крючок.

– Где мне их потом оставить?
– Спросила она.

Я хотел сказать: «у соседки». Но вовремя спохватился:

– Под ковриком снаружи.

– А если кто –нибудь найдёт?

– Ну и пусть, тут брать нечего.

– Испоганят же всё, есть не люди, а сволочи! – Возразила Зоя.

– Если хочешь, возьми их с собой. Мы с Цилей вернёмся и заедем к тебе…

Сказав, я прикусил губу, увидев, как изменилась после этих слов в лице Зоя. Но к её чести она быстро взяла себя в руки и, слабо усмехнувшись, кивнула головой, подняв на меня глаза и тут же отведя их в сторону, словно говоря: «ну, ну, мечтай о невозможном». Открыв сумочку и достав из неё блокнот, Зоя написала что –то на бумажке, вырвала листок и, сложив его вчетверо, передала мне:

– Это мой адрес.

– Зачем?

– На всякий случай. Вдруг ты захочешь меня навестить.

Я взял у неё бумажку, небрежно сунув её в карман. Всё было сказано и оставалось только уйти. Но едва я шагнул к двери, Зоя, опять схватила меня за рукав и сказала, нет, почти выкрикнула:

– Лео, обещай, что в любом случае зайдёшь ко мне c Цилей или без неё!

Я кивнул и, открыв дверь, не оглядываясь, пошёл вниз по лестнице. Уже идя по улице, я размышлял, правильно ли делаю, что уезжаю? Может, действительно лучше остаться здесь? Кажется, Зоя меня по-настоящему любит. Это чувствуется. Она сказала: «Лео, я не могу без тебя!». Такими словами не бросаются. Подумав так, я замедлил шаг, настолько захотелось обернуться и посмотреть, смотрит ли Зоя мне вслед из окна. Но тут я подумал, что же я кидаюсь из одной стороны в сторону! То я пошёл с Наташей и потом плевался! То с Зоей…Надо же наконец остановиться в выборе.

Невидимые весы в моей душе, качались из стороны в сторону, взвешивая, кто из девушек лучше. Наташа для меня почти ничего не значила. Зоя значила, но был в ней какой –то изъян, довольно смутный, который я пока не мог определить, какая –то непонятная лишняя тяжесть в её поведении, словно она использовала для веса запрещённую гирю, которую прятала под одеждой.

Самой лучшей была Циля. Несмотря на отъезд и всё остальное, её чистый и незапятнанный образ не вызывал у меня возражений.

Значит, всё правильно, я еду к Циле, думал я. Просто Зоя…И тут вдруг ослепительный блеск ее ляжек полоснул мне по глазам. Я снова мысленно оказался с ней в кровати. Ах, как чудесно она отдавалась, с каким почти цирковым изяществом избавилась от одежды, с каким невероятным шармом всё проделала!

И потом, после этого, когда раскалённые лавы раскаяния текли по моей душе, она с какой – то подкупающей простотой сказала: «ведь ничего не случилось»! Пусть это неправда, потому что случилось, но – как сказала! После этих мыслей вес Зои почти выровнялся с весом Цили.

Я очень хотел сейчас оглянуться, чтобы посмотреть, смотрит мне Зоя вслед или нет. Но страх, что обернувшись, я увижу её в окне, и это заставит меня вернуться к ней, пересилил. И вместо того, чтобы оглянуться, я лишь втянул голову в плечи и ускорил шаг.

Так я и шёл, глядя себе под ноги и заставляя встречных прохожих уступать мне дорогу, пока угол следующего дома не закрыл меня тот дом, где мы когда –то жили с Цилей, и где теперь осталась постирать её вещи Зоя. Лишь тут за углом я позволил себе расслабиться. «Нет, всё верно, что я еду, мужчина не должен распыляться», думал я «ему следует быть твёрдым в своих решениях.

И Зоя, она не та за кого….С этими мыслями, достав из заднего кармана брюк листок с её адресом, я скомкал его и, занёс уже было руку над урной, но вдруг подумал, что неплохо, отправляясь в неизвестность, иметь при себе хоть один точный адрес! Решив так, я сунул вчетверо сложенную бумажку обратно себе в карман, и чуть ли не бегом направился к остановке, где уже стоял, пыхтя выхлопной трубой автобус.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ТОРЖОК

Мы далеко не всегда знаем, почему совершаем те или иные поступки. Мы придумываем себе всякие причины, почему делаем именно так, а не иначе. Мы оправдываем своё поведение неким кодексом правил, которые неизвестно кто и когда до нас придумал и внушил его нам. Мы боимся потерять уважение к себе и прём напролом, хотя все приметы вокруг очевидно указывают, что так делать нельзя. Но это, так сказать, уже взгляд из будущего. В настоящем, как правило, мы и на сотую долю процента на имеем представления о том, что следует предпринять. Вот в чём причина всех несчастий молодого человека – почти всегда он всё делает по своему разумению и почти всегда не правильно, так как никакого разумения у творения, едва начавшего жить, нет!

Ещё в вагоне –ресторане сидя у окна и наблюдая, как бешено мелькают фонарные столбы и путевые будки, я начал понимать, что возможно действительно совершаю самую непросительную за свою жизнь ошибку. Настроение было траурным. Искусственные цветы в вазочке на столе и те напоминали сейчас о кладбище. Поначалу мне, несмотря на слова Зои, и в голову не пришло, что поездка в самом деле может быть рискованной и опасной. Но чем ближе я подъезжал к Торжку, тем больше сомнений у меня возникало. Во-первых, что если Циля не захочет меня видеть? А её муж, напротив, захочет рассмотреть мою голову поближе?.. Во –вторых, что если так всё сложится, что я пропаду для всех? Даже маме я не сказал, что уехал! Но мысль о смерти почему –то казалась менее страшной, чем перспектива остаться без любимой женщины. Таким уж я уродился. Жизнь в моём представлении казалась не таким уж важным делом если не было любви. Получалось, я сознательно и даже с каким –то облегчением ехал к месту своего возможного погребения.

«Интересно, интересно», думал я, с оптимизмом висельника разглядывая пристанционные дома в Торжке, «вот оказывается, как это выглядит»! Поезд остановился возле скучного двухцветного особняка с фронтонами по бокам. Над входом была надпись «Торжок», под ним двумя лопухами висели громкоговорители. Вместе со мной из состава вышло дюжина человек и тут же растворились в наступивших сумерках. Я остался стоять на платформе, один в незнакомом месте, собираясь осуществить хитроумный манёвр похищения из неизвестного мне города женщины, муж которой, по словам Зои, "раскабанел", осуществляя незаконную коммерческую деятельность.