– Оставь свои замечания при себе, Эндрюс, и исчезни.

Оставшись вдвоем, они некоторое время молча смотрели друг на друга. Резкий флюоресцирующий свет падал из углублений в отделанном звуконепроницаемой плиткой потолке. В одном углу, где находилась вентиляционная решетка, плитки почернели, точно от огня.

Перед столом стоял всего один стул из серого металла и зеленого пластика, на который Бонстил и указал Дайне, поинтересовавшись: «Хочешь кофе?»

– Я хочу выбраться отсюда, и как можно скорей, – ответила Дайна.

– Непременно так и будет. После того, как мы поговорим. Мы ведь заключили договор, помнишь?

– В наш договор не входило то, что ты будешь вести себя, как негодяй.

Он на минуту задумался. Потом он поднялся, вышел из-за стола и закрыл дверь, которую Эндрюс оставил открытой. Однако, вместо того, чтобы вернуться в свое кресло, Бонстил уселся на краешек своего стола, предварительно расчистив небольшой уголок. Указав рукой на бумаги, он сказал:

– Ты видишь все это? Это мои ежемесячные отчеты и доклады. Я ненавижу заниматься ими. У меня уже два месяца отставания и намечается третий, так что капитан собирается устроить мне выволочку. – Он сложил руки перед собой, сцепив пальцы. – У нас у всех есть проблемы.

– Если это шутка, – холодно заметила Дайна, – то она крайне неудачна.

– Я никогда не шучу.

– Интересно, – спросила она, приближаясь к нему. – В твоей груди под этим костюмом от Келвина Кляйна действительно есть сердце?

Его синевато-серые глаза на мгновение вспыхнули, но тут же погасли.

– Мне нравится одеваться хорошо.

– Что случится, когда ты разведешься с женой? – Ее вопрос походил на плевок. – Станет ли она выплачивать тебе алименты, достаточные для поддержания твоего гардероба.

Он поднялся на ноги, крепко стиснув зубы, и процедил.

– Это не смешно.

– Я и не думала шутить. – Она вела себя вызывающе, почти нагло и искренне хотела, чтобы Бонстил закатил ей пощечину. Да, именно это ей было нужно, потому что тогда она смогла бы с чистой совестью уйти отсюда и больше никогда не видеть его. Вдруг она вспомнила о Мэгги. Могла ли она доверять Мейеру, обещавшему помочь ей? «Мне плевать на все это теперь!» – в отчаянии мысленно крикнула она, зная, что лжет самой себе.

Бонстил улыбнулся.

– Я знаю, что тебе пришлось испытать во время нашего телефонного разговора. Поверь, мне искренне жаль, что так вышло.

– Неужели?

– Правда. Это было необходимо. Я должен был убедиться, знала ты или нет.

– Ты хочешь сказать, что не понял с самого начала?

– Подумай, ведь ты актриса, не так ли? Ты и Крис Керр словно две горошины из одного стручка. Откуда я мог знать, что ты не покрываешь его наркотические увлечения, увязнув в этом сама?

– Можешь поискать у меня следы уколов, – с этими словами она подняла руки.

Несколько секунд он молча смотрел на нее, не шевелясь.

– Я знаю, где тебе довелось побывать, – сказал он так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его слова.

– Знаешь?

– Да. Для этого я должен был капнуть довольно глубоко.

– Ты не знаешь всего.

– Ну и что? – Он пожал плечами. – В таких местах с людьми нередко случаются очень любопытные вещи. Не которые выходят оттуда, попав в зависимость. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Морфий или героин.

– Да, что-то в этом роде.

– Я чиста, мистер Ищейка.

Он рассмеялся.

– Господи! Прости, что я доставил тебе столько неприятностей. – Он вернулся за стол и закрыл все папки. – Эндрюс прав насчет тебя, – сказал он, не поднимая глаз.

– Спасибо.

– Слушай, а ты снимаешься сегодня? Это место слишком грязное для допроса такой леди.

– Я занята на площадке только после обеда. Сегодня с утра снимают какие-то трюки с участием каскадеров.

– Черт возьми, мне было известно даже это. – Подойдя к двери, он взял Дайну за руку. – Давай на некоторое время вернемся домой.

– Патологический?

– Да.

– Ты уверена, что он выразился именно так?

– Разумеется, уверена.

– Что какой-то тупой телохранитель может знать о патологии?

Бонстил обращал этот вопрос главным образом к себе, и Дайна не была уверена, что до его сознания дошли ее слова.

– Я думаю, что он совсем не тупой.

Поднявшись с низкого кресла, Бонстил подошел к пианино, стоявшему на другом конце гостиной. Усевшись за него, он посмотрел на открытые ноты какого-то произведения Вивальди, стоявшие на пюпитре, и вдруг заиграл. Он не обладал ни техникой, ни одаренностью своей дочери, но сыграл всю пьесу от начала до конца без запинаний и ошибок.