Оказалось, что ребята привезли суши. Смотрю на круглые роллы, чашечку соевого соуса, выглядит красиво, но как это есть? Егор пытается научить меня держать палочки и использовать их. И я правда пытаюсь освоить, но смущаюсь ужасно, и руки не слушаются. Даже несмотря на то, что Паша и Ева тактично увлечены беседой друг с другом и на нас не смотрят.

— Хватай вилку и ешь так, тут стесняться некого, — негромко говорит мне Егор после новой неудачной попытки. — Потом еще вместе поучимся.

Следую его совету. И под напором необычных вкусов и сочетаний инцидент потихоньку забывается.

Вечер заканчивается, и ребята собираются ехать домой. Ева помогает мне убрать со стола, а парни выносят бутылки и прочий мусор. Тепло прощаемся. Потом Егор кивает друзьям:

— Подождите меня в машине.

И мы остаемся наедине.

Я все еще немного непроизвольно вздрагиваю, когда он меня касается, что не укрывается от него.

— Ада…, - начинает Егор, и его голос садится. Прочищает горло и продолжает: — Он не спрашивал твоего согласия?

На меня как будто ушат холодной воды вылился сверху. Я в ту же секунду понимаю, о чем именно он спрашивает. Сам догадался о том, о чем у меня не хватило духу ему рассказать. Цепенею. Кровь шумит в ушах, сердце гулко ухает в груди, глаза бегают, а язык прилипает к небу. Не могу разомкнуть губы. Но Егор снова все понимает правильно, лишь глядя на выражение моего лица.

Несдержанно ругается, сжимает кулаки и разворачивается. Но я успеваю увидеть гримасу на его лице. Непроизвольно охаю, потому что на нем читается желание убивать. Некоторое время смотрю на его напряженную спину и рвано вздымающиеся в такт вздохам плечи. Мне хочется обнять его, чтобы снять это напряжение. Но как я смею? Если это все в очередной раз из-за меня. Ощущаю желание разбежаться на хлипкой деревянной кладке и нырнуть в ледяную воду. И чтобы волны сомкнулись у меня над головой.

— Если бы он был жив, я бы убил его снова, — рычит Егор, подтверждая мои догадки.

Терпеливо жду. Сейчас это только его решение: нужна ли ему такая я после всего, что я позволяла с собой делать.

Наконец он оборачивается, и передо мной будто другой человек. Делает шаг ближе, берет меня за руку и нежно мне улыбается. В глазах — штиль, который предназначается только мне. Только залом между бровями все же выдает напряжение. Прислоняется так, что наши лица близко-близко, и горячо шепчет:

— Клянусь, теперь все будет по-другому, Ада. Я тебя не обижу. Разрешения твоего спрашивать буду, не на каждую мелочь, конечно, а то это дебилизм полный будет, но по важным моментам обязательно. И я больше не буду пропадать.

Кидает вопросительный взгляд на мои губы, и, получив в ответ утвердительно прикрытые веки, целует меня так тягуче-сладко, что у меня ноги подкашиваются. Опираюсь на его руки и тянусь в ответ, чтобы тоже отдать, тоже поделиться частичкой эмоций из той бури в моей душе, что он вызывает. Мне уже не так страшно сгореть, если думать о том, что мы с ним будем гореть рядом вместе.

Напоследок Егор говорит мне:

— Постарайся глаза открытыми держать, когда целуешься, так ты будешь всегда знать, что это я.

И я задумываюсь над этим.

Остаюсь одна, но сегодня во мне царит умиротворение. За один короткий день мы с Егором сделали несколько семимильных шагов друг к другу, оказавшись предельно близко. Улыбаюсь, все еще чувствуя его рядом. Может, пришло и мое время быть счастливой?

Егор

Сегодня освобождаюсь пораньше и ненадолго заезжаю к родителями, чтобы успеть выехать к Аде до темноты.

— Мам, — начинаю разговор, не откладывая в долгий ящик. — Не могла бы ты дистанционно позаниматься с одной девушкой, восполнить какие-то пробелы в базовых знаниях и подготовить ее к поступлению? Деньги за занятия буду я тебе платить. Это очень важно для меня.

Мама задает тысячу уточняющих и наводящих вопросов, это же мама, а я, как в какой-то игре про космос, лавирую между, пытаясь уклоняться от астероидов. Получается, в принципе, по привычке, я никогда не был душа нараспашку.

— О, и она сейчас живет у нас на даче, — припечатываю я.

— На нашей даче? — мама оседает на стул в большой прихожей.

Подхожу ближе, сажусь на корточки, легко беру ее за руки и заглядываю ей в лицо:

— Бабуля с дедулей мне ее оставили, значит, я сам могу распоряжаться, так? Хорошая девушка просто попала в плохую ситуацию, а я помог.

— Во что ты ввязался, сынок? — качает головой мама.

— Не переживай, все хорошо будет. Все, убежал, люблю, целую, — поднимаюсь, легко касаясь губами ее макушки, и выбегаю из дома.

Сегодня не было другого варианта колес, и я решил поехать на моей Камри. Малышка и так уже застоялась без дела. Еле расчистил сугроб, в который она превратилась, и чуть избавил лобовое стекло от наледи. Кому я нужен в конце-то концов. Человек я маленький, нигде не светился. Рискну, очень уж хочется Снежинку увидеть.