– Что? Что он сказал? – не разобрал Микам.

Теро поднял на него глаза, засиявшие новой отчаянной надеждой.

– Он сказал: «Клиа жива».

МИКАМ с Теро просидели у постели Мики всю ночь.

– А что, по твоему, сталось с его прежним? – шепотом спросил Микам, наблюдая, как маг делает мальчику новый амулет. – Представить себе не могу, чтобы он снял его по собственной воле.

– Уверен, что нет.

Теро дал металлу остыть, затем надёжно завязал его, надев Мике на шею.

Мальчик проснулся, едва начало светать.

– Учитель! – прошептал Мика, вскинув на Теро полные облегчения и обожания глаза, отчего у Микама заныло сердце.

– Я так рад, что ты вернулся, - сказал Теро, и Микам готов был поклясться, что в глазах мага блеснули слёзы.

– Я был с Клиа, и она сказала, что любит Вас, и что я должен бежать, даже если выбраться сможет только один из нас, - сказал Мика, вцепившись в рукав Теро. – Она сказала, что это мой долг перед Скалой. Мне столько нужно рассказать, Вам, Учитель! И ещё у меня был сон…

– Тише-тише, - успокоил его Теро, гладя мальчика по голове. – Давай-ка всё по порядку. Так Клиа жива?

– Да. Она у леди дирмагнос, которую зовут Разат.

Микам схватился за рукоять меча: это подтверждало их самые худшие опасения. И теперь у них было её имя.

– Клиа не ранена? – спросил Теро.

Мика помотал головой.

– Она говорит, что Разат не смеет её убить, потому что она должна сломать для неё ту штуку в склепе.

– Какую такую штуку?

– Золотую, с камнем посередине, который сияет.

– Ты был прав, - процедил Микам.

– Это Великая Печать, Мика. Но почему она считает, что Клиа способна разрушить её? – спросил Теро.

– Я думаю, потому, что Клиа в родстве с последней Великой Жрицей, женщиной, по имени Нанди. Клиа думает, это она наложила печать и заточила дирмагнос в том измерении.

– Свет Иллиора! И Клиа не стала разрушать эту печать.

Губы Мики задрожали.

– Она и не стала бы, потому что таков её долг перед Скалой. Так что ей пришлось позволить…

Слёзы побежали по обеим его щекам.

– Разат снова сломала мне руку, чтобы заставить её, и ещё она собиралась вселить в меня дра’горгоса.

– Однако не сделала этого. Что же произошло?

– Потому что пришёл красный туман, Учитель, - зашептал Мика, так, словно ожидал, что его сейчас осадят.
– Он был прямо багровый, и я очнулся в глубокой и сырой пещере, про которую нам говорили Алек и Серегил, и оттуда я пробрался в другую. Вы меня отыскали?

– Нет. Один из стражников привёз тебя ко мне. Но ты сказал, что должен многое мне рассказать?

Мика кивнул.

– Клиа сказала мне всё, что я должен был передать Вам. Мы были в городе с башней, он называется Зикара. Разат объявила себя тамошней королевой, но на самом деле она дирмагнос, который убивает людей поцелуем.

– Поцелуем?

– Так Клиа сказала. С виду Разат совсем не такая, какая на самом деле, но в зеркале можно увидеть её настоящую. Меня тоже не утаскивали в то измерение, я просто случайно там оказался. Амулеты наши там не действуют, потому что мой у меня отобрал дра’горгос, а потом ещё один схватил нас и перенес в пещеру, в ту, которая на той стороне.

Он наморщил лоб, припоминая остальное.

– Она не может касаться золота, а у леди Зеллы внутри дра’горгос.

– Проклятье, Серегил же сейчас с нею! – воскликнул Микам. – Я должен его предупредить.

– Погоди-ка, - остановил его Теро, тронув за руку. – Давай послушаем, что ещё Мика сможет нам рассказать, а потом можешь ехать и сообщить новости Серегилу. Мика, вспомнишь что-то ещё?

– Да, Учитель. Когда мы с Клиа были в том склепе с Разат, у меня в голове зазвучал чей-то голос. Прямо перед тем, как всё вокруг стало красным. Он произнёс что-то, вроде «eshrlee».

– Уверен, что именно это?

– Не знаю, Учитель, но точно что-то похожее.

– Это что-нибудь означает? – спросил Микам.

Теро помотал головой.

– Как бы там ни было, - продолжал Мика, - когда я был в пещерах оракула в нашем измерении, я настолько ужасно устал, что присел на стульчик в пещере со световым камнем и мне начал сниться сон. Я увидел Меноси, таким, каким тот был, когда в нём ещё жили люди. Стоял праздничный день, из дворца вышли Разат и какой-то ауренфейе, и весь народ славил их. Не знаю, почему, ведь она же злая, но народ, как будто, очень любил её. Они с тем ауренфейе поскакали куда-то верхом на белых конях, и тогда Разат снова сказала мне это слово - “Eshrlee”.