— Это дело недолгое, новый курс проложить, — вздохнул Мирошниченко. — А вот как «Оймякону» помочь и груза не лишиться, тут есть над чем покумекать. Позвоню-ка старпому. Небось, не успел лечь…

Беляй действительно еще не ложился. Постояв после вахты под душем, выпил бутылочку испанского пива, похожую на пузырек из-под микстуры, и занялся выпиливанием рамки. Это было его хобби. Подбирая в портах бруски драгоценного дерева, он делал из них превосходные декоративные рамки, которые затем тщательно полировал наждачной бумагой и покрывал лаком. Один такой шедевр с четырьмя латунными болтами в углах украшал капитанскую каюту. Резкий звонок судовой АТС застал Беляя в ответственный момент, когда полотно лобзика мягко входило в розовую древесину американской секвойи. Новая рамка предназначалась для фотопортрета жены с сыном Игорем на руках.

— Старпом, — недовольно буркнул Беляй в микрофон.

Молча выслушав сообщение Мирошниченко, сопровождавшееся крайне эмоциональными оценками ситуации, Вадим Васильевич выкурил сигарету, вытряхнул пепельницу в иллюминатор и бросил пустую бутылку. Прежде чем войти в спальный отсек, придирчиво огляделся — все ли на месте — и спрятал орудие ремесла. Распахнув платяной шкаф, снял с плечиков синюю куртку с черными в три нашивки погончиками старшего офицера. Через две минуты он поднялся в навигационную рубку.

— Проложил курс? — бегло осведомился, проходя за стойку. — Где мы сейчас?

— Приблизительно вот тут, — Мирошниченко направил свет на центр карты и сомкнутыми иглами измерителя указал положение теплохода на карандашной прямой. — До шторма определенно поспеем, а как выбираться будем, пока неясно.

Включив тумблеры навигационной системы «Лоран», Беляй склонился над картой.

— Константин Алексеевич подтвердил прежний курс, — со значением заметил третий помощник. — И вообще никаких официальных сведений пока не имею.

— По-твоему, начальник рации принес сплетни с толкучки? Нечего тянуть резину, попробую вычислить обходный маневр, — сказал Беляй, подвигая к себе лоцию, таблицы и подшивку принятых по радио навигационных извещений. — Когда капитан отдаст приказ, у нас все должно быть готово.

— Оно-то верно, — с некоторым сомнением протянул третий.

— Ты полагаешь, что моряк может поступить иначе?

— Нет, разумеется, — Мирошниченко на секунду смешался, — такого у меня и в мыслях не было, но видишь ли, Васильич, в пароходство он пока не радировал, а без согласования… Сам понимаешь.

Сменив третьего механика Дикуна, на вахту заступил Юра Ларионов. По обыкновению он взял с собой в ЦПУ [10] книгу. На сей раз это была «Жизнь взаймы», в которой вместо закладки лежала засушенная глициния, сорванная в Неаполе, последнем итальянском порту.

Не в пример навигационной рубке, недра теплохода круглые сутки озарены резким светом люминесцентных ламп. На стальных платформах, расположенных в три этажа и соединенных между собой крутыми решетчатыми трапами, относительно свободно размещены дизельные двигатели, генераторы, вспомогательная паросиловая установка, опреснитель и прочие жизненно важные органы налитого могучей дрожью судового организма. Здесь, словно в цехах завода-автомата, редко увидишь людей. Только ряды окрашенных в яркие тона машин, над которыми взлетают коромысла рычагов, где неистово снуют шатуны, истекающие горячей смазкой, и воют размазанные в жарком воздухе шкивы. Даже сквозь сон моряк ощущает слитный рокот машины. Стоит ей сбросить обороты и замереть, как люди начинают просыпаться и тревожно вслушиваться в непривычную тишину.

Все механизмы: от гребного вала на дейдвутах [11] до заботливо выкрашенной серебрянкой ассенизационной цистерны, где собираются судовые отбросы, — так или иначе связаны с ЦПУ, который как и положено мозгу, находится на верхней платформе. Это единственный отсек, который никогда не пустеет. В любое время суток за пультом можно застать как минимум одного из четырех судовых инженеров. Обычно сюда забредают перевести дух и другие, занятые на вахте, механики, а то и электрики, когда возникают какие-нибудь неполадки по их части.

На центральный пульт выведены датчики и пусковые кнопки всех судовых систем. Справа от кресла оператора находится наборный диск и утопленная в панель телефонная трубка, слева клавишное устройство, с помощью которого в электронно-вычислительную машину вводится программа. Над строгими пунктирами кнопок и эбонитовыми ручками переключателей мерцают индикаторные глазки, в которых дрожит неяркое неоновое свечение. Сложнейшей системой кабелей и пневматических шлангов, подобной солнечному сплетению, пульт связан с высокими, в рост человека, блоками, где за дюралевыми панелями скрываются бесчисленные реле и электронные схемы. От этих вечно бодрствующих нервных узлов командные сигналы расходятся в самые отдаленные закоулки. К ним-то в виде электрического импульса стекается информация от всех, без исключения, работающих устройств. Резервные системы, подобные противопожарной, тоже выходят на пульт и могут быть приведены в действие простым нажатием кнопки. Впрочем, стоит повыситься температуре в каком-нибудь из отсеков, как противопожарная система сработает без всякого вмешательства.

Так же автоматически включится и станет вырабатывать ток запасной генератор, если вдруг остановится основной. На долю человека остается не столько управление, сколько контроль и, конечно, непредвиденные ситуации, которые могут поставить в тупик любой электронный мозг ограниченной емкости.

Но в обычное время сидящий за пультом оператор не управляет судном, которое, повинуясь заданной программе, ведет себя, как живой и, главное, разумный организм. Он лишь наблюдает за показаниями приборов и ожидает приказов навигационной рубки, чтобы в любую минуту нажать соответствующую кнопку, передвинуть необходимый рычаг. В центре пульта смонтирован барабан машинного телеграфа, чья указательная стрелка обычно нацелена на «полный ход». В отличие от прошлых поколений судов, машинный телеграф автоматизированного теплохода тоже соединен с ЭВМ, которая, прежде чем принять к исполнению очередную команду, проверяет ее на «разумность», сравнивает с режимом всех работающих систем. Когда по приказу капитана или вахтенного помощника, штурвальный передвигает медную ручку машинного телеграфа, включается зуммер электронного блока и под щелканье реле осуществляется невидимый для глаза перебор, вариантов. Затем через две-три секунды звук умолкает, и тогда можно быть уверенным, что машина приняла сигнал к исполнению. Она же рассылает его по бесчисленным разветвлениям электрических артерий и наполненных воздухом жил.