— Прежде чем лезть в этот дурацкий аварийный лаз, проверьте у радистов, — посоветовал Мирошниченко, который и сам избегал лишней работы и других от зряшных усилий по-дружески предостерегал. — А то вываляетесь в грязи, да в паутине, а толку нисколько. У Михалыча же полно всяческих причиндалов. Свободно могла перегореть какая-нибудь малюсенькая проволочка.

— На пароходе нет ни грязи, ни паутины, — категорическим тоном, но с улыбкой, так что все можно было принять за шутку, поправил Беляй.

— Так значит, ржа, — стоял на своем третий помощник.

— А уж это откровенная клевета. Утверждаю, как старпом, — Беляй тронул свою цепочку. — Потому что не забываю своевременно производить окраску.

— Знаем, знаем, — рассмеялся третий, — зачем нужен пароход? Второй помощник говорит, чтобы возить грузы, а старпом — чтобы красить. Так? Старая хохма. За нее даже на привозе не подают. Пошукайте лучше у радистов, Казимирович.

— Думаю, они и сами в своем хозяйстве разберутся, — Шимановский методично собрал инструменты. — А вот у деда я, пожалуй, помощи попрошу, потому что вдвоем с Пашей нам никак не управиться.

Шимановский знал, что пока не выяснится причина вчерашнего инцидента, капитан не успокоится. Да и его самого не перестанет точить забота. Для загадок на борту нет места. Оставалось продолжать поиски.

— Приветствую вас, Василий Михайлович, — сказал Шимановский, появляясь в радиорубке. — Как живете-можете?

— Жить-то можно. Связи только никакой нет.

— Погода?

— А то ж шо? Як ножом отрезало.

— И «Оймякон»?

— Та не, он близко, балакаем помаленьку. Ихний маркони тоже жалуется, что ничего не слышит. Вот же циклон, клятый!

— А так у них в порядке?

— Без изменений, шторма ждут. А у вас шо?

— Никак не найдем, — Шимановский присел на кончик кушетки, на которой стоял разобранный магнитофон. — Может, что по вашей части?

— Ни, — радист залился добродушным, почти беззвучным смехом. — Тут же все на виду, смотрите.

— Вы бы сами взглянули для очистки совести.

— С радостью, только трошки попозднее. А то меня Москва зачем-то вызывает. Через пять минут прием.

— Выходит, есть все-таки связь?

— Та разве то связь? — Шередко брезгливо наморщил нос. — Передали на якой-то пароход, а те доложили дежурному. И де я буду шукать того дежурного? Может, и его уже не слыхать, — он озабоченно взглянул на часы и надел наушники.

Шимановский понимающе кивнул и поднялся с кушетки. Радисту действительно было не до него. Многоступенчатый радиомост, когда сигнал передается с судна на судно, дело крайне ответственное и нервотрепное. Ошибки при передаче возрастают почти в геометрической прогрессии.

Радист из московского радиоцентра, взявший операцию с «Оймяконом» под свой контроль, с пяти утра по местному времени не мог связаться ни с одним из трех опекаемых судов. Потеряв надежду пробиться через свирепейшую магнитную бурю, он запросил ЭВМ о всех находящихся в зоне пароходах и установил в конце концов связь с дежурным.

Дежурство в определенном районе мореплавания обычно несут по очереди наиболее опытные радисты. В их обязанность входит обеспечить связь между судами и берегом. Каждая радиограмма должна найти своего адресата и, по возможности, без потерь информации. В наиболее ответственных случаях дежурный может взять на себя командование над всеми радиостанциями и выстроить с их помощью радиомост большой протяженности. Именно так и пришлось поступить Шередко, когда он, будучи дежурным, помог центру найти танкер «Щорс», пропавший для связи в районе пресловутого Бермудского треугольника. Теперь ему самому неожиданно выпала роль разыскиваемого. Из радиотелеграфии дежурного выяснилось, что «Лермонтов» в течение сорока минут сумел обнаружить начальник рации теплохода «Заря коммунизма», идущего из Бостона в Рио.

Этому современному сухогрузу типа «Ро-ро» с горизонтальной разгрузкой и назначено было стать последним связующим звеном радиоцепи в восемь тысяч морских миль. В радиограмме пароходства значилось:

От себя Мелехов передал начальнику рации Шередко следующее:

Шередко отстучал слова ответной благодарности. Он был явно польщен и даже покраснел от избытка чувств. Немногие радисты могли похвастаться личной благосклонностью Москвы-радио.

В превосходном настроении он перепечатал сообщение для Дугина и вышел на площадку, где возле пеленгатора стоял с биноклем в руке озадаченный капитан.

— Очень мило, — сказал Дугин, прочитав текст. — Сроки остаются без изменения! Сутки я уже потерял и еще потеряю, как минимум, сутки. Что они там, белены объелись на Ласточкина?.. Установите связь с «Робертом Эйхе», Василий Михайлович!