Таких стульев в «штабной» хижине (именуемой упомянутым старшим офицером «кают-компанией») было полдюжины, и на одном из них устроился сейчас Матвей. Кроме него и самого Казанкова в хижине никого не было.

— Сами посудите, друг мой, ну что такого мог этот тип рассказать о планах французского командования? В плен он попал далеко отсюда, при Фунчжоу. Да и давно это было, несколько месяцев назад — а с тех пор много воды утекло.

— Но всё же, не может быть, чтобы он совсем ничего полезного не знал? — продолжал допытываться юноша. — О чём-то ведь вы говорили с ним столько времени?

Офицер пожал плечами.

_ Ну, расспросил я его о французской эскадре: кто командиры, каково состояние кораблей, машин, орудий. Но проку от этого немного — то, что он знает, относится к эскадре Курбэ, из которой здесь, на реке только пара малых канонерок.

— Так зачем тогда этот лягушатник вам понадобился? Или это военный секрет?

Матвей прождал возле хижины часа полтора, не решаясь отлучиться на стрельбище, откуда снова загремели выстрелы — опасался, что Казанков тем временем закончит допрос француза и уйдёт по своим делам. И вот теперь никак не желал смириться с тем, что прождал, в сущности, напрасно.

— Какие могут быть секреты! — Казанков пододвинул собеседнику стакан в серебряном подстаканнике — остатки былой роскоши, спасённые из кают-компании погибшего «Манджура». — Да вы пейте, чай чёрный, китайский, заварен отменно. Самое то в здешнем климате…

Офицер хорошо понимал настойчивость своего юного протеже. Русский отряд уже вторую неделю торчал в лагере аннамитских повстанцев, и у всех руки чесались по настоящему делу.

— Штука в том, что он согласился нам служить.

— Служить? Нам? — Матвей поперхнулся чаем и закашлялся. — Кх-х… как это? Он ведь, хоть и пленный, а присягу давал своей Франции?

Офицер пожал плечами.

— Э-э-э, дюша мой, где Франция, а где Тонкинский залив! — Казанков усмехнулся. — На таком расстоянии многие вещи выглядят иначе даже и для офицеров, чего уж говорить об унтерах и нижних чинах! Вообще-то, винить их за это трудно — воевать на краю света, неизвестно с кем, неизвестно, за что… В таких условиях легко забыть не только о присяге, но даже и об элементарной дисциплине. И, судя по тому, что мы знаем о наших французских друзьях — с дисциплиной у них дела обстоят неважнецки. На крупных кораблях ещё ничего, терпимо а вот на судах речной флотилии — малых канонерках, паровых катерах, а так же среди пехотных солдат творится полнейший декаданс. Это ведь не Иностранный Легион, и не зуавы! Рядовые, унтера водку банановую хлещут почём зря, за девками аннамитскими бегают — а в караулах мух считают, винтовки грязью да ржой заросли. К тому же, Россия с Францией сейчас не воюют, так что этот… — Казанков справился со своими записями — … этот Клод Мишо, строго говоря, никакого предательства не совершает. Ну, попал в плен, ну поступил, чтобы аннамиты не прирезали, к нам на службу матросом-волонтёром — какая в том беда? Его даже в дезертирстве не обвинят… скорее всего.

— То есть он теперь нашу, российскую присягу примет? — спросил Матвей. Из прочитанных книг он твёрдо усвоил, что доверять перебежчикам не стоит — что бы там ни говорил Казанков, оправдывая французского унтера.

— Не обязательно. — офицер покачал головой. — У меня, как у командира судна, находящегося в заграничном плавании, есть право брать в команду вольнонаёмных матросов — при особой необходимости, разумеется. Сейчас именно такая необходимость и есть.

— И в чём эта необходимость? Вы же сами говорили, что он мало что знает!

— Специальность у него полезная, вот в чём. Механик и рулевой на малых паровых судах и минных катерах.

Юноша удивлённо вздёрнул брови.

— У нас разве своих нет? Трюмные механики, машинисты с «Манджура», морские пластуны, опять же. Осадчий говорил, что они все этому обучены, разве нет?

— Обучены-то они обучены… — не стал спорить Казанков. — Но одно дело уметь управлять паровым катером, а другое — знать его машину до винтика, потому как служишь на этих посудинах не один десяток лет. К тому же, премьер-старшина — это унтер-офицерское звание, примерно соответствует нашему главному корабельному старшине — не один год ходил по реке Красной и знает её, как свои пять пальцев, а это очень даже нам пригодится.

— Но… — что-то тут не сходилось, во всяком случае, по понятиям Матвея. — Но ведь аннамиты знают реку не хуже, чем этот тип?

— Разумеется, куда ему до местных жителей? Они тут каждую мель, каждый островок, каждый топляк только что не облизали! Анамиты на реке как у себя дома — да это и есть их дом… Они ловко управляются со своими лодчонками, шампуньками китайскими и парусными джонками, пригодными для плавания по морю, но вот беда, с техникой не дружат — в лучшем случае за кочегаров на паровом катере, сойдут да и то, за ними глаз да глаз, иначе дров наломают…

Казанков усмехнулся неожиданно образовавшемуся каламбуру.

— … да, без присмотра с ними никак. Дикари-с, хоть и нехорошо так говорить…

Матвей озадаченно крякнул. Собеседник прав, конечно, но…

— Но ведь, Сергей Ильич, у нас паровых катеров нет! Один был, но его расколотили!

Действительно, единственный паровой катер, доставленный из Владивостока на борту многострадального «Манджура», не пережил аврала при разгрузке — напоролся на камни в полосе прибоя и в считанные минуты превратился в груду обломков. Старший механик порывался хотя бы снять с разбитой посудины паровую машину, но Казанков категорически это запретил. В любую минуту на горизонте могла появиться канонерка, а то и колониальный крейсер под французским триколором, и тогда им всем пришлось бы солоно — на узкой полосе песчаного берега, заваленной снятыми с транспорта грузами, укрыться было решительно негде.