И вот этот экскаватор и выломал ворота амбара, выезжая. Задом наперед. А в кабине развивал какую-то бурную деятель Кирилл. И, на удивление, его «шоколадная» Софья.

Крики.

Нечленораздельные.

Экскаватор продолжал медленно ползти по прямой. И открыто угрожать соседнему амбару.

Наконец, что для себя решив, Кирилл схватил кувалду, которая у него почему-то в кабине под ногами валялась. И пару раз куда-то ей всадил.

Аппарат остановился.

А он, выпрыгнув из него на землю, устало сел на гусеницы, вытерев обильно выступавший пот рукой.

— Что случилось? — спросил Алексей.

— Фрикционы, — устало ответил Кирилл, который подхватил это слово от царевича. — Заклинили они.

— Или заржавели, — добавил Софья.

— Или заржавели. — согласился тот. — Мы давно ему ход не давали. Могли.

Царевич покачал головой.

Ничего умнее, чем два кованных диска, которые прижимались эксцентриком, они не придумали. Просто в силу того, что кроме принципа о фрикционах Алексей не знал ничего. Даже сцепление никогда не разбирал. Получилось грубо и топорно, но подходяще. Наверное…

— И что делать думаешь?

— Выспаться… — ответила за него Софья. — И помыться. А потом со свежими силами.

— Думаешь? — как-то неуверенно переспросил Кирилл.

— Ты же сам говорил, что глаз замылился. Отвлечься надо.

Кирилл как-то механически кивнул.

Алексей улыбнулся, подмигнув Софье.

А Серафима с каким-то завороженным взглядом изучала экскаватор. Она росла в гареме и мало что видела за его пределами. Этот новый мир, открывать который она начала в путешествии, порой вызывал в ней эмоции как у ребенка. Удивительное рядом и все такое. Даже несмотря на возраст.

Тут же и нормальные, умудренные возрастом люди поразились конструкции. Все-таки экскаватор, да еще гусеничный для местного исторического ландшафта был настолько же типичен, как и какой-нибудь диплодок или здоровенный авиалайнер.

— Авиалайнер… — тихо, едва ли не шепотом произнес царевич, словно пораженный в самое сердце.

— Что? — не понял Кирилл.

— Не обращай внимание, — поспешно отмахнулся Алексей. Делиться с ним мыслями о дирижаблях он не хотел. Еще не хватало, чтобы брат ими заболел. Да и мыслей тех с гулькин нос… так — сама идея. Больше о них ничего не знал. И тут требовалось все обмозговать…

* * *

— Кум! — радостно воскликнул Фрол, увидев родича во дворе своего дома.

Тот выглядел не так радостно. Да и вообще — весьма мрачно. Видно было — тяжелые дни пережил. Вон осунулся как. Да и спутники его тоже.

Пешком шли. А им дня три пути.

Вошли в дом. Сели за стол.

Супруга достала из печи чугунок с пареной картошкой. Кваса из сеней принесла. Хлеба отрезала. Солонку из небольшого шкафчика возле печи.

А кум смотрел… во все глаза смотрел на это. Он ведь лет пять как тут не был. И ничего этого даже не планировалось.

Дом, правда, был не кирпичный, как болтали злые языки, а фахверковый. С поправками на российские реалии.

Тяжелый, массивный фундамент из кирпича поднимался на добрые два фута[2] из земли, формируя характерную завалинку. Поверх он прокладывался грубой тканью и проливался битумом, формируя таким образом затвор гидроизоляции. Чтобы вода по фундаменту не поднималась. Дальше ставился несущий каркас из бревен и набивалась обрешетка. Ну и дальше глина, густо замешанная с соломой, укладывалась на этот «скелет» с тем, чтобы получить стену толщиной в четыре фута[3]. Чтобы такая стена не промокала снаружи ее притирали жидкой глиной, формирующей своего рода скорлупы гидроизоляции. Крыша двускатная, крутая с холодным чердаком была покрыта черепицей. Из-за чего, видимо, в сочетании с выступающими кирпичами фундамента, и пошли слухи.

Да, в селе имелись каменные здания.

Две штуки.

Церковь, которую уже устроили перестроить в типовую базилику. И небольшой домик правления, где староста дела вел. Остальные дома фахверк.

Все.

Вообще все.

Село в принципе было перестроено по единому плану и стандарту. Имея и центральную улицу как по линейке, и переулки и даже площадь свою перед церковью. Вот по прошлому году и закончили…

Внутри у кума было довольно чисто.

Пол — тес, приподнятый над землей. Отчего тепло и сухо. Печь вон стояла, кирпичная, построенная навроде традиционной русской, устоявшейся лишь в XIX веке. Но под проект перестройки колхозных поселений ее придумали. Мебель кое-какая имелась. Не только стол да лавки, но и целый шкафчик — явный признак зажиточности по этим годам. Да и сундуков парочку стояло вдоль стен. Впритык. Чтобы спать на них можно было. Впрочем, на тесовом полу и без сундуков тепло было — кивнул соломы или даже овчину, да спи. Ежели печь протопить добро.

Чугунок опять же.

Кум ради такого дела даже постучал по нему пальцем, проверяя — металл али ему кажется.

Ел он молча, как в крестьянской среде тех лет и было по обычаю. Спокойно, рассудительно, но без трепа. И не спрашивал, что. Какую еду поставили, такую и вкушал. Не прилично носом водить от угощений. Тем более на голодный желудок. Тем более, что картошка оказалась вполне вкусной и сытной едой, хоть ему и не привычной совершенно. Он ее поначалу с репой спутал, даже дивился — какой странный вкус…