— Алексей Петрович! Алексей Петрович! Мы вас потеряли.

— Меня?

— Да. Глянули — а в делегации вас нет. Перепугались. Подумали, что случилась какая напасть. Пойдемте. Вас уже все ждут. Государь наш сказал — без вас не начинать.

— Осмотр линкора?

— Конечно! Вы же вдохновитель! Без вас его не построили бы! Все послы видеть вас желают!

— Ну конечно, желают, — хохотнул царевич. — Глаза бы их меня не видели.

— Что вы такое говорите!? Люди любят вас.

Царевич усмехнулся. Повернулся к рыбаку, и улыбка его стала шире. Тот, видно, понял, с кем разговаривал и прямо аж ликом поменялся. Побледнел. Подобрался. Шапку он и ранее заломил, хоть и не охотно, а теперь к груди прижимал, нервно теребя.

— Как звать тебя?

— Ермолкой кличут.

— Значит так, Ермолай. Придешь завтра вот к этому человеку, — указал он на градоначальника. — Скажешь, я прислал. Он тебе оформит кредит под шхуны, экипажи и организацию всякого рыболовного дела. Чтобы каждому сыну по шхуне купить и оснастить. И тебе, коль надумаешь. Но лет тебе много, можешь не успеть закрыть кредит. Лучше на берегу сиди да сыновьями управляй, чтобы дури какой не наворотили.

— Ясно ли?

— Куда уж яснее? — закивал он.

— Ты уж не подведи. Я проверю, что добрым делом занимаешься.

— Не подведу. — твердо и уверенно произнес старик.

— И ты не подведи. — произнес Алексей, повернувшись к градоначальнику Петрограда. — Все слышал?

— Все. Сделаем. В лучшем виде все сделаем.

— Хорошо. Тогда пойдем, коли меня ждут. Негоже послов заставлять столь долго от любопытства изнывать…

* * *

Бах!

Жахнула тяжелая десятидюймовая мортира. И круглый чугунный шар, начиненный черным порохом, улетел в сторону Гирина. Несколько секунд. И ничего.

Осечка.

Почти сразу ударила вторая осадная мортира. В этот раз на той стороне знатно громыхнуло.

Третий день продолжалась осада Гирина — второго по значимости города Маньчжурии. Нормальной блокады генерал Талалаев не устраивал. Да и зачем? У него имелся достаточно мощный осадный парк, способный продавить любую оборону. А загонять людей в безвыходное, отчаянное положение попросту опасно. Вот он и позволял желающим потихоньку просачиваться на юг по ночам. Хотя днем, конечно же, конные разъезды это все исключали.

Бах!

Снова выстрела осадная мортира.

— Там люди идут! — крикнул кто-то и генерал Талалаев вышел из палатки. Достал зрительную трубу и всмотрелся.

— Прекратить огонь! — рявкнул он.

— Кто это? — спросил второй генерал, тот, командовал изначально корпусом.

— А бес их знает. Полагаю переговорщики…

Делегация подошла.

Пыльная вся.

Хотя одежда выдавала в них людей высокого полета. Но в этом относительно небольшом городе взрывы 10-дюймовых чугунных бомб поднимали массу пыли. И там теперь совершенно все, вероятно, было в этой серой субстанции…

— Кто вы? — поинтересовался выступивший к ним поручик. По-русски, разумеется.

— Это правая рука коменданта крепости, — ответил чиновник. Что примечательно — весьма чисто. Потом представил остальных и лишь в самом конце обозначил себя: — Я переводчик. Мы уполномочены провести переговоры о сдаче города.

— Откуда вы знаете язык? — спросил, выйдя вперед, генерал Талалаев.

— Несколько лет занимался торговле в Кяхте. Водил туда караваны. Вел торг. Специально направлен сюда для ведения переговоров.

— Вы только прибыли?

— Ночью.

— Что хочет ваше командование?

— Право на вывод из города оставшихся войск и беспрепятственное их отступление к Мукдену.

— На соединение с вашими основными силами?

— Да. — явно нехотя ответил маньчжур.

— И много будете отводить?

— Две с половиной тысячи. Гарнизон города и ополчение.

— И зачем нам вас отпускать?

— А зачем вам тратить боеприпасы и людей, продолжая осаду, а потом и проводя штурм?

— В чем тут подвох? Вы оставляете отравленные запасы продовольствия?

— Даже если бы захотели так сделать, отходящая армия забрала их почти что полностью.

Генерал Талалаев задумался.

Командующей армией Цин отошел к столице Маньчжурии — городу Мукдену, где, судя по всему, были собраны большие запасы провианта и прочих припасов. Да и войск немало — по сведениям разведки — до пятидесяти тысяч. В принципе — терпимо, хотя и более чем вдвое превосходило численно те силы, которыми располагал он. И, если оступиться, позволив им сойтись в ближней бой, финал может оказаться плачевным.