— Ещё бы! — воскликнул кузнец весело. — Ты ведь вернулся с охоты и уж явно не с пустыми руками. А я хоть и поел с утра, к вечеру уж точно проголодаюсь. Однако же ты, скорее всего, уже сейчас хочешь есть?..

— Не хочу! — возразил Раймунд. — Или ты забыл, что я люблю пробовать добычу прямо на охоте? Мы сегодня загнали кабана, и я сам всадил ему стрелу в сердце. Это было уже под конец охоты, и как было устоять перед искушением? Мы вырезали зверю печёнку, поджарили над костром и съели по куску. Так что можно спокойно ожидать, покуда Флорестина без спешки приготовит ужин. Идём!

С этими словами барон прошёл из зала в смежную комнату, служившую ему спальней, и, открыв большой старый ларь, вытащил оттуда толстую, переплетённую кожей книгу.

«Ныне, в год одна тысяча двести двадцать четвёртый от Рождества Христова, когда минуло двадцать пять лет со времени событий, о которых я хочу поведать потомкам, пришло радостное известие, что в своём логове умер свирепый зверь, более тридцати лет наводивший ужас на весь Восток. Мусульмане называли его демоном во плоти, а его слуг „стрелами шайтана“. Хасан ас-Саббах сгинул в преисподнюю! И как бы хотелось верить, что с его кончиной исчезнет и страшная община, которую он волей Врага рода человеческого создал и столько времени возглавлял!»

Красный! На ярком солнце песок красный! Словно горит! Переведя дыхание, Эдгар глотнул воды и передал флягу Салеху.

Сам между тем снял шлем, приподнял с шеи железную бармицу [9] и промокнул платком струйки пота. Пот, однако, потёк ещё обильнее.

— Сок твоего тела смягчает жар! — улыбнулся Салех и откинул с лица широкий конец тюрбана. Лицо араба было почти коричневое, а в рамке короткой чёрной бороды казалось ещё темнее. Зато зубы юноши сверкали белизной.

— На дороге никого! — обеспокоенно проговорил он, глянув на полосу утоптанной земли, белеющую меж красноватых пятен песка.

— Дорога пуста, — согласился рыцарь Эдгар, удерживая коня. — Тебя это тревожит, Салех?

— Не зови меня так! — Молодой араб вновь улыбнулся. — Я принял веру Христа, и теперь моё имя — Иоанн! Да, если она опустела, значит, в Мосуле что-то стряслось!

Эдгар посмотрел на юношу.

— Ты думаешь, нам лучше туда не ехать? Но я не могу нарушить приказ Балдуина! Эмир Али-Аласар обещал нам хлеб, лекарства и соль. От этого зависит продолжение похода к Иерусалиму.

— Знаешь что? — Салех-Иоанн глянул из-под руки на пустынный горизонт. — Позволь, я доберусь до города и разузнаю, как там дела. Ты поедешь следом, сделаешь привал возле колодца. А вечером я прискачу к тебе.

Эдгар нахмурился:

— Не в обычае это рыцарей...

— Да, да, я знаю! Но твоя задача слишком важна. Никто не считает льва трусом оттого, что он караулит в засаде.

— Хорошо, — вздохнул рыцарь. — Но, прошу тебя, до заката будь у колодца.

... Шум раздавался за холмом, возле которого, как он полагал, находился колодец. Ухо воина уловило знакомый лязг железа.

— Салех! — воскликнул молодой человек и пустил коня вскачь.

Однако он ошибся. Сражение и впрямь шло, но его друга там не было. Десятка полтора всадников, одетых в чёрное, обступили четырёх воинов. Те отбивались, хотя силы были слишком неравны. Несколько тел уже распростёрлись на песке — потери понесли и те, и другие...

— Сарацины! Проклятые разбойники! — прошептал Эдгар, узнав чёрных всадников. — Но кого они грабят?

Один из защищавшихся обернулся, и рыцарь рассмотрел его щит с алым полумесяцем и двенадцатиконечной звездой.

— Воины эмира Али-Аласара! — Крестоносец, выхватив меч, бросился вперёд.

Среди крестоносцев гремела молва об отваге молодого барона Эдгара из Оверни. Он вырос в седле с оружием в руках. Спустя полчаса десятеро сарацин лежали поражённые, оставшиеся обратились в бегство. Но и из воинов эмира в живых остался лишь тот, на чьём щите красовались звезда и полумесяц.

— Я твой должник, христианин! — Крикнул воин, поворачиваясь к Эдгару.

Тут чёрная тень метнулась возле камней и копьё вонзилось в спину араба, сбив его с седла на землю.

Эдгар не стал поддерживать упавшего — он видел, что рана смертельна. Всадник помчался к скалам и спустя несколько мгновений меч рыцаря рассёк голову сарацина.

Спешившись, крестоносец вернулся к месту битвы и наклонился над умирающим. Холодеющая рука сжала запястье француза.

— Пре... ду... преди отца! Это — слуги Старца Горы... Он узнал, что мы помогаем христианам... Я — Абу-Карим, сын эмира...

— Бедный юноша, почти мальчик, — вздохнул рыцарь, вглядываясь в лицо араба. Эдгар перекрестился и закрыл убитому глаза.