Шрифт:
И всё же, Том вновь промолчал.
– Что же… надеюсь, ты знаешь, что я рядом. Не стесняйся, раз пришёл…
Погладив брата по руке, я обоими ладонями обхватила любимую чашечку и прильнула к горячему напитку с корицей и капелькой виноградного бренди.
– Я никогда тебя не стеснялся…
Словно прячась от меня за кромками чашки, Том очень тихо шептал себе под нос, так и не сводя взгляда с экрана, который старательно отводил в сторону от моих попыток заглянуть ему за плечо.
– Ты избегала семейных дел, Тес, так что теперь уж лучше я не буду тебе братом, чем рискну твоей головой.
Братишка терялся в темноте комнаты, а в ноутбук был воткнут маленький девайс для «важного разговора» без лишних ушей, который братишка прятал в кулоне на груди.
– Это было у похитителей…
Брат, наконец, повернул ко мне компьютер и растворился во мраке за ярким экраном, где было фото Лии, идущей по школьному парку об руку со мной.
– Не плохо вышли…
Том лишь злобно усмехнулся, но потом глубоко затянулся густым воздухом моей натопленной коморки и улыбнулся.
– Вот как тут тебя не любить?
Я пожала плечами, прекрасно понимая, что тут было совсем нечему радоваться. Впрочем, эту фотку можно будет и сохранить…
– Пока точно неизвестно, кто это, но я уверен, что балтийцы снова вышли на нас, Тес… по крайней мере на тебя. Я весь день провёл с Лией не просто так. Нас вели до самого вечера. Ты не знала, но отец приставил к нам несколько верных людей, так что нам удалось остановиться в мотеле.
Было грустно слышать, что подругу использовали, как предлог, а её искренняя радость на фотографиях была не взаимной. И всё же, что-то братишка темнил.
– Мотель…? Что же… значит я скоро стану тётей?
На мгновение, я даже представила, как нянчилась бы с маленьким комочком счастья, но не смотря на кромешную тьму, брат, казалось, помрачнел ещё сильнее, а от того по спине невольно пробежали мурашки.
– Что-то случилось с Лией?
От холодного братского взгляда, отражавшего лишь голубые огни экрана, сердце замерло в ожидании ответа, но в груди холодело, не смотря на грелку, припекавшую на холке и плечах.
– Я просто защищал сестру… пускай она меня и возненавидит.
Томми вернул мне мой телефон и открыл список последних звонков, где по тайному, семейному номеру был набран его смартфон…
Тот самый, что пересылал мне сотни счастливых фото, но по встроенному маячку, до сих пор находился в мотеле Буа Блан.
– Наш тайный канал связи взломали, Теса и так вышли на тебя, а мобильник Лии «нечаянно» канул в пустом такси, укатившим до Детройта. А с ним и хвост…
– И… и ты…!?
– Поменял наши номера и отдал ей свой… а потом позвонил с твоего. Теперь для них в отеле ты, а не Лия.
Почти, как в кино, перед глазами пронеслись все те немногие дни, за которые Лия стала мне важна… как минимум тем, что я смогла доверить ей едва ли не позабытое имя. Впервые доверить его кому-то за пределами того самого бронестекла.
– Прошу… убирайся…!
В теле неожиданно растеклось тепло, а желание заплакать уткнулось носом в неподъёмные веки.
– В какао было сильное снотворное, чтобы ты не натворила глупостей и просто поспала.
Том же понимающе кивнул и направился к двери, пока мой голос окончательно не заплёлся в узелок, как и предательские руки, обронившие чашку даже не смотря на бешенный стук в груди.
– Лия послужит приманкой на живца, а с совестью я договорюсь, когда поймаю тех, кто посмел тронуть мою семью.
Вернувшись, Томми бережно поднял меня с пола и уложил на кровать, прямо как в детстве перед сном, поцеловав в лоб.
– Я знал, на что шёл, так что лучше ненавидь меня и живи. Может и не мне это говорить, но не обесценивай уже принесённую ею жертву. В конце концов, пока ты дышишь, смогу дышать, и я…
Глава 6 Фея строгих Правил
Утро…
Первое, что вонзилось в стоячие воды размытого сознания, была томная и тягучая боль. Такая сильная, что не было мочи даже просто лежать. Голова разрывалась, по привычке немедля оторвавшись от подушки, но ватные ноги всё ещё не верили в горечь реальности, увязая в надежде, что это всё ещё просто сон.
Отвратительный, гнусный сон, но…
Словно одержимая тоской, я сама не поняла, как зачесала затылок до крови, а глаза уже стонали от застывшей скорби, не дававшей здравому рассудку даже мига, чтобы моргнуть.