Я открыла дверь и приняла из её рук полное блюдо и бутыль с горячим настоем. Сайвул мотало далеко не так сильно, как лодку, но все равно приходилось держаться за стены.

— Если ещё что-то нужно, ты сразу зови, — сказала девушка. — Мы за вас очень переживали… Тебе ведь тоже надо раны обработать, поспать…

— Спасибо, — прошептала я. — Пока что больше ничего не требуется. Я справлюсь.

Дайра легонько сжала мою руку, кивнула и ушла. Она понимала, что сейчас не время для долгих разговоров.

Я сняла остатки платья и попыталась влить в рот Марка хотя бы несколько капель, но он так сжал зубы, что все пролилось мимо. Он был все ещё холодный, и я приняла решение согреть его собой, так, как может только супруга. Все пары на Атре прекрасно знали, что делать в сильный мороз.

Я попрыгала на месте, растерла ладони и легла сверху, осторожно снимая медальон и кладя его в ближайший ящик. Объять необъятное — моего тела едва хватало на Марка. Я принялась гладить его. Начала с плеч, тронула руки и пальцы, приподнялась, чтобы коснуться груди и живота, и всего, что ниже. С надеждой взглянула на лицо Марка: он как будто слегка нахмурился. Я склонилась и нежно поцеловала его в губы, продолжая руками массировать и разогревать тело. То сильнее, то нежнее. Немного тепла, ещё чуточку жара. Потом поцеловала в щеки, в скулы, не упустила ни одной черточки, и ресницы супруга дрогнули.

— Марк! — шепотом воскликнула я и горячо продолжила. — Пожалуйста, ну пожалуйста, очнись!..

Обхватила его ногами, подоткнула одеяло и продолжила гладить, целовать, согревать дыханием.

— Габриэль, — донеслось до меня едва слышное. — Ты… у тебя кровь…

— Это царапины, — сквозь счастливые слезы выговорила я. — Просто кожу содрала.

— Ляг… как… было, — прошептал он, и я тотчас прижалась грудью к его твердой груди. — Хорошо. Спасибо.

И снова закрыл глаза, однако я чувствовала, что он становится теплым и приобретает свой нормальный цвет. Исчезли синяки под глазами, белизна ушла со щек, и я потянулась за бутылкой.

— Выпей, мой хороший. Это лекарство.

— Хороший, — хрипло усмехнулся Солнечный. — Да уж…

Я поднесла горлышко как можно ближе, и Марк сделал несколько жадных глотков. Попробовала было тоже хлебнуть, но трава мне не понравилась, и я подавилась.

— Покушаешь?

— Чуть позже, — отозвался он, приподнимаясь и глядя на меня. — Хорошо. Сейчас. Так.

И устало откинул голову. С пробуждением Марка ко мне как будто вернулись силы. Я снова коснулась его тела, нежно лаская усталые мышцы, и удовлетворённо подмечая мурашки, внутреннюю дрожь и сонное дыхание супруга. Ему действительно нравилось, и я решила, что пора бы попробовать то, чего мне давно хотелось. Между нами уже давно не было преград, и я склонилась ниже, губами и языком лаская живот Марка.

— Габ, — пробормотал он. — Ты что задумала?

— У тебя все равно нет сил сопротивляться, не так ли? — прошептала я. — Просто скажи, если что-то будет не так.

— М… Вряд ли я запрошу пощады, малышка.

Я знала, что это приведет его в чувство, и сама теряла контроль. Почему бы не попробовать опуститься ниже? Марк вздрогнул, но ничего не сказал. Он хмурился, и я знала, что это напряжение на вкус как приятная сладость. Наконец-то она охватила нас обоих.

Я осторожно коснулась пальцами каменной плоти, медленно провела по гладкой коже, и Марк замер. Наверное, это было его самое чувствительно место, и я хотела воспользоваться слабостью супруга. В бездну запреты! Склонилась, поцеловала и обхватила губами. Мужчина тихо застонал, пальцы зарылись в мои волосы, и я, напрочь позабыв о сдержанности и растратив остатки смущения, продолжила. Хотелось довести его до того разнеженного состояния, что бывало всякий раз после близости, но чтобы при этом Марк не тратил на меня силы. Он был моим дыханием, новым лакомством, и каждая его неосознанная реакция придавала сил. Я действовала все более неистово, гладила его живот и бедра, продолжая пробовать и узнавать. Кто сказал, что нельзя хотеть приносить наслаждение любимому человеку?

— Габ… — выговорил он и, вздрогнув, отстранил меня и откатился прочь. А через несколько секунд я увидела тот самый взгляд, полный расслабленного счастья. — Я нарочно буду уставать, если ты станешь делать так каждый раз.

Я довольно улыбнулась, а потом словно темную занавесь опустили. Стало жутко и тоскливо оттого, что смерть преследует нас. И даже вкуснота и нежность были мгновенно забыты, изгнаны из сердца ожиданием новой боли.

— Марк, — прошептала я, — мне было так страшно там! Прости, что поддалась панике. Я не хотела терять тебя, и сделать ничего не могла. — Я бормотала, и слова слетали с губ все стремительнее. — Пыталась согреть, привести в чувство — без толку! Глупая беспомощность! Слишком много всего, тяжелый груз, и я боялась бояться. Но в последний миг, когда весла шлепнулись в воду, я думала только об одном. Что многого для тебя не успею сделать, понимаешь? Из сердца словно всю кровь выжали! И вот мы вместе, опасность миновала, а я снова боюсь. Вижу тебя, слышу, чувствую — и кажется, новый страх пережить невозможно, внутри что-то погибнет…

Марк выбрался из-под одеяла и схватил меня, сажая к себе на колени. Обнял, тяжело вздохнул и замер. Я прижалась к его груди ухом, упиваясь ритмом жизни, и, конечно, расплакалась. Против обыкновения Солнечный ничего не говорил, и я внимала его молчанию. Конечно, он знал, что сейчас нам главное просто быть вместе.

— Это повторится, да?

Марк кивнул.

— Хочу кое-что рассказать тебе, Габ. О судьбе.

Я обхватила его за шею и приготовилась слушать, но Марк довольно долго молчал, прежде чем начать.

— Когда соприкасаешься с потусторонними силами, ты на какое-то время можешь открыть для себя иные пределы. Это может быть прошлое, которого ты не помнишь, или что-то особенное в настоящем. А порой это будущее — возможное, далекое или близкое. Когда я потерял сознание (иначе говоря, превратился в бесполезный кусок дерьма), то помчался во времени вперед. Вышел из тела, улетел далеко, ты поэтому и не могла меня согреть. Я видел нас, Габ, в месте, похожем на священную долину. Вот только была она огромной, и на небе правили иные звезды. Это был другой мир, котенок. Не наша планета, что-то непознанное, яркое и удивительное, но все равно родное. И я знал тогда, что красная земля и это место связаны, словно говорил с другой родиной какой-то из своих прошлых душ.