Шрифт:
Человеческая и социальная магма, бурлившая в римских пригородах, образовывала тревожащий пояс вокруг столицы: это было наглядное обвинение правительству, которое никак не могло освободиться от фашистского наследия. Пригороды выглядели раковой опухолью, оставшейся от диктатуры Муссолини: война и послевоенное время усугубили ситуацию. Новая демократия стремилась к экономическому благополучию, однако эти человеческие вопящие метастазы неуклонно распространялись по телу города{Siciliano 2005a, стр. 211.}.
Напомним – то были годы, когда молодой секретарь совета министров, политик и христианский демократ Джулио Андреотти 105 жаловался на итальянский неореализм в кинофильмах (которые смотрел и которыми восхищался весь мир), виновный, по его мнению, в демонстрации худших сторон страны – он считал, что «грязное белье» надо стирать в семье.
Но вернемся назад к судебному заседанию по делу «Шпаны», которое состоялось в Милане 4 июля 1956 года. Защита просит включить в дело свидетельства «великих литераторов», в частности Джузеппе Унгаретти и Карло Бо 106 . Великий поэт не смог приехать из Рима, но отправил суду письмо, которое мы здесь приводим:
105
Джулио Андреотти / Giulio Andreotti (1919–2013) – итальянский политик, христианский демократ, премьер-министр Италии.
106
Джузеппе Унгаретти / Giuseppe Ungaretti (1888–1970) – итальянский поэт и переводчик, один из основателей итальянского герметизма, католик; Карло Бо / Carlo Bo (1911–2001) – итальянский ученый-лингвист, писатель, литературный критик, ректор университета в Урбино, тоже католик.
Я прочитал «Шпану», и могу утверждать, что это одна из лучших книг художественной прозы, вышедшая в Италии в последние годы. […] Я подтвердил эту мою убежденность тем, что я выдвинул роман вначале на премию Стрега, а потом на премию Виареджо, и объявил публичные дебаты в нашем обществе Литературной критики, председателем которого я являюсь. Дискуссия, которую вел профессор Стаффи, закончилась всеобщим признанием того, что книга целомудренна. Слова, вложенные в уста этих ребят, это те самые слова, что они употребляют в жизни, и заставить их говорить языком образованной молодежи значило бы пойти против истины. Писатель вправе изображать действительность такой, какова она есть. Писателя, который сознает свой долг, нельзя заставлять прятаться от жизни или лицемерить перед лицом социального бедствия, тем более когда он пишет о детях и подростках, ибо они страдают сильнее остальных. Пазолини не только испытал душевный порыв описать все это, но и смог поднять свое повествование до высочайшего поэтического уровня. Пьер Паоло Пазолини – самый талантливый писатель из ныне живущих в Италии. Любое его произведение – роман, критика, эссе, стихотворение, – может служит доказательством серьезнейшего дарования и сделало бы честь любому творцу{Цит. по Naldini 1989, стр. 191.}.
Критик-католик заявил на суде: «Книга имеет большое религиозное значение, поскольку несет в себя милосердие по отношению к бедным и обездоленным. Я не нашел в романе никаких непристойностей. Диалоги представляют собой диалоги мальчишек, которые не умеют правильно выразить свою мысль; автор счел необходимым представить их такими, каковы они на самом деле»{Там же, стр. 191–192.}. К этим словам Унгаретто и Бо можно добавить, что экспрессивное насилие в романе представляется не только составляющей точной миметической стратегии, но фундаментальной основой для изображения насилия морального, характерного для социальной среды, в которой действуют персонажи. Без этого роман не смог бы достичь такого уровня гармоничности и эстетической изобразительности.
Исход судебного разбирательства был благоприятен для Пазолини и его издателя. По окончании прений тот же самый прокурор потребовал оправдательного приговора «поскольку в деле не было признаков преступления». В результате обвиняемые были полностью оправданы, с книги снят запрет на продажу.
Тем не менее печать непристойного писателя, развратителя молодежи, оставшаяся на Пазолини еще с предыдущего процесса, никогда не будет снята и будет преследовать его всю жизнь.
Структура, сюжет, стиль «Жестокой жизни» (1959) более линейны (из-за сокращения разрыва между языком рассказчика и языком персонажей) по сравнению со «Шпаной». Напомним, что в 1955 году вышел роман Васко Пратолини «Метелло» 107 , который по мнению критиков, ознаменовал конец периода неореализма. Тем не менее, «Жестокая жизнь», опубликованная четырьмя годами позднее, имела не одну точку соприкосновения с историей Метелло Салани, флорентийского каменщика, овладевавшего классовым сознанием в начале XX века: главный герой «Жестокой жизни», Томмазо Пуццили, тоже обретает политическое самосознание, постепенно сближаясь с основными партиями первых послевоенных лет. Вначале он попадает в Итальянское социальное движение 108 , потом в среду социал-демократов и, наконец, приходит к Коммунистической партии. И именно благодаря приверженности коммунистическим идеалам солидарности – как хочет показать нам между строк автор – парень, уже подцепивший туберкулез, будет тем не менее готов рисковать своей жизнью, чтобы спасти проститутку во время наводнения реки Аньене.
107
Васко Пратолини / Vasco Pratolini (1913–1991) – итальянский писатель, участник антифашистского Сопротивления, виднейший представитель неореализма в послевоенной итальянской литературе. В романе «Метелло» (Metello) рассказывается история юноши из провинции на фоне событий начала века и рабочего движения. В романе много психологизма – автор выходит за рамки неореализма.
108
Итальянское социальное движение / Movimento Sociale Italiano, MSI – неофашистская организация, впоследствии национально-консервативная политическая партия в Италии 1946–1995 годов.
На самом деле роман состоит из двух частей, и если первая часть имеет структуру, похожую на структуру «Шпаны» (в ней присутствует нечто, что можно назвать хором рассказчиков, события в жизни Томмазо тесно связаны с событиями в жизни его близких, персонажи не имеют слишком ярких индивидуальных черт), то во второй части главный герой подчеркнуто выделяется на фоне остальных.
Недаром в первой части присутствует почти эпическая сцена, описанная в главе под названием «Битва при Пьетралата». В ней рассказывается о районном восстании в защиту Кагона, одного из парней, арестованных служителями закона. Народная ярость выливается на двух местных полицейских (толпа считает их чуть ли не предателями их пролетарских корней – они ведь стали прислужниками буржуазной власти) и вынуждает их отступить, в то время как Кагон умудряется запросто сбежать из-под ареста. Женщины тоже поддерживают протестующих против власти, «поскольку у них у всех сыновья или уже в тюрьме, или в розыске, не имеют работы, и голод управляет ими»{R1, стр. 940.}. Однако ночью в район прибывает целый отряд карабинеров и проводит настоящую карательную операцию, арестовывая нескольких жителей пригорода. В результате как-то так получается, что местные полицейские неким образом воссоединяются с пролетариями, когда, как описывает Пазолини, на восходе солнца «на почве остаются следы машинных колес и ног этих негодяев, что катались всю ночь туда-сюда»{Там же, стр. 953.}.
Постепенно Томмазо выходит на первый план. Главный герой совершает вместе с приятелями из местной банды разные набеги криминального свойства, но в один прекрасный момент встречает Ирене, девушку, которая открывает ему перспективу другой, более достойной жизни. К сожалению, именно в ту ночь, когда он поет серенаду подруге (исполненная в народном костюме, эта песня означает предложение руки и сердца), Томмазо умудряется ввязаться в драку и наносит удар ножом другому парню. Cцена заканчивается в тюрьме.