Шрифт:
Опять все захлопали в ладоши, застучали ногами об пол.
Зайченко махнул рукой и негромко, как человек, который привык, что его слушают, сказал:
– Слова я никакого говорить не собираюсь... Просили меня поставить в известность о решении Петроградского комитета. Решили товарищи обязать всех членов партии и сочувствующих в возрасте до двадцати лет принимать активное участие в работе Союза.
– Ура!
– закричал Степан.
– Качнем дядю Ваню!..
Зайченко отбивался всерьез, но его быстро скрутила обступившая ребятня и принялась бережно, но сильно подбрасывать в воздух.
– Хватит!..
– сердито кричал Иван Емельянович, взлетая вверх и опять опускаясь на подставленные руки.
– Довольно, говорю!
Из карманов его пиджака падали какие-то бумажки, очки в картонном футляре, связка ключей, последним вывалился наган с облупившейся от времени рукояткой. Бумажки, ключи, очки аккуратно подбирали девчата и передавали их Леше. Он складывал все перед собой на стол. Наган тоже подобрали. Алексей взвесил его на руке и сказал:
– А если бы кому-нибудь по башке?
– И скомандовал: - Еще разочек - и хватит.
– Раз!..
– хором прокричали ребята, подбросили Зайченко выше дверной притолоки, подхватили и поставили на ноги.
– Продолжайте, Иван Емельянович, - вежливо предложил Алексей.
– Всю душу вытрясли!
– пожаловался Зайченко, рассовал по карманам свое имущество и сказал: - Теперь такое дело... Просят питерцев наладить ремонт броневиков. Вы без работы заскучали, а тут на всех хватит. Инструмент и запасные части будут. Договорились?
– Для фронта сделаем!
– опять закричал Степан.
– Ну и ладно...
– кивнул Зайченко.
– С деньгами только туговато. Харчишек, конечно, подбросим...
– Помолчал и добавил: - По возможности.
На скамейках зашумели, переговариваясь, потом кто-то выкрикнул:
– Не на хозяина работаем!
– Факт!..
– поддержали его из рядов.
– Спасибо, - кивнул Зайченко и обернулся к Алексею: - У меня все, Леша.
Он присел к столу, а Колыванов объявил:
– Переходим ко второму вопросу...
В углу у дверей началась громкая возня. Кто-то пытался войти, его не пускали, слышались голоса: "Безобразие! Мы этого так не оставим!"
– Что за шум?
– спросил Колыванов.
– Гимназисты приперлись!
– сообщили ему из угла.
– Еще чего?!
– Степан вскочил и, чуть ли не по головам сидящих, рванулся к дверям.
– Гони контру!
– Степан!..
– попытался удержать его Колыванов.
– Прекрати бузу!
Но за Степаном уже пробирался Санька, свистел в два пальца и еще успевал выкрикивать:
– В шею сизяков! Не пускать!..
– Прекратить!
– закричал вдруг Зайченко, и это было так непривычно, что все затихли.
Иван Емельянович уже обычным тихим голосом спросил у Колыванова:
– Конференция открытая?
– А шут ее знает!
– пожал плечами Алексей.
– Пускай ума-разума набираются, - решил Зайченко.
– Ну и зря!
– пробрался на свое место Степан.
– Я бы их на порог не пустил.
– Ты у нас анархист известный!
– усмехнулся Зайченко, с интересом поглядывая на вставшего в дверях Стрельцова.
Колыванов написал на листочке бумаги: "Это - Стрельцов" - и подвинул листок Зайченко. Тот прочел и кивнул головой.
– Вы от какой организации, товарищи?
– спросил Колыванов.
– Союз учащихся социалистов, - представился Горовский.
– "Свободная школа", - сказала высокая гимназистка.
– ЮКИ, - шагнул вперед юноша в очках и стетсоновской широкополой шляпе, подвязанной под подбородком.
– Солидно!
– улыбнулся Зайченко.
– Рассаживайтесь как сумеете.
– Котелок скинь!
– крикнул скауту Санька.
Юноша в очках откинул стетсоновку за спину, так что она держалась только на тесемке, и шутовски поклонился:
– Снимаю шляпу перед высоким собранием!
– Трепло!
– сказал ему Степан.
– Выйдешь - поговорим!
– Степан!
– постучал кружкой о чайник Колыванов.
– Выгоню!.. Следующий вопрос - о посылке добровольцев на Восточный фронт. По разверстке наш район должен послать пятьдесят добровольцев, а записалось двести восемьдесят. Что будем делать?
– Посылать только достигших восемнадцатилетнего возраста и прошедших курсы военного обучения, - сказал Зайченко.
– Ясно, - кивнул Алексей.