Опять все захлопали в ладоши, застучали ногами об пол.

Зайченко махнул рукой и негромко, как человек, который привык, что его слушают, сказал:

– Слова я никакого говорить не собираюсь... Просили меня поставить в известность о решении Петроградского комитета. Решили товарищи обязать всех членов партии и сочувствующих в возрасте до двадцати лет принимать активное участие в работе Союза.

– Ура!
– закричал Степан.
– Качнем дядю Ваню!..

Зайченко отбивался всерьез, но его быстро скрутила обступившая ребятня и принялась бережно, но сильно подбрасывать в воздух.

– Хватит!..
– сердито кричал Иван Емельянович, взлетая вверх и опять опускаясь на подставленные руки.
– Довольно, говорю!

Из карманов его пиджака падали какие-то бумажки, очки в картонном футляре, связка ключей, последним вывалился наган с облупившейся от времени рукояткой. Бумажки, ключи, очки аккуратно подбирали девчата и передавали их Леше. Он складывал все перед собой на стол. Наган тоже подобрали. Алексей взвесил его на руке и сказал:

– А если бы кому-нибудь по башке?
– И скомандовал: - Еще разочек - и хватит.

– Раз!..
– хором прокричали ребята, подбросили Зайченко выше дверной притолоки, подхватили и поставили на ноги.

– Продолжайте, Иван Емельянович, - вежливо предложил Алексей.

– Всю душу вытрясли!
– пожаловался Зайченко, рассовал по карманам свое имущество и сказал: - Теперь такое дело... Просят питерцев наладить ремонт броневиков. Вы без работы заскучали, а тут на всех хватит. Инструмент и запасные части будут. Договорились?

– Для фронта сделаем!
– опять закричал Степан.

– Ну и ладно...
– кивнул Зайченко.
– С деньгами только туговато. Харчишек, конечно, подбросим...
– Помолчал и добавил: - По возможности.

На скамейках зашумели, переговариваясь, потом кто-то выкрикнул:

– Не на хозяина работаем!

– Факт!..
– поддержали его из рядов.

– Спасибо, - кивнул Зайченко и обернулся к Алексею: - У меня все, Леша.

Он присел к столу, а Колыванов объявил:

– Переходим ко второму вопросу...

В углу у дверей началась громкая возня. Кто-то пытался войти, его не пускали, слышались голоса: "Безобразие! Мы этого так не оставим!"

– Что за шум?
– спросил Колыванов.

– Гимназисты приперлись!
– сообщили ему из угла.

– Еще чего?!
– Степан вскочил и, чуть ли не по головам сидящих, рванулся к дверям.
– Гони контру!

– Степан!..
– попытался удержать его Колыванов.
– Прекрати бузу!

Но за Степаном уже пробирался Санька, свистел в два пальца и еще успевал выкрикивать:

– В шею сизяков! Не пускать!..

– Прекратить!
– закричал вдруг Зайченко, и это было так непривычно, что все затихли.

Иван Емельянович уже обычным тихим голосом спросил у Колыванова:

– Конференция открытая?

– А шут ее знает!
– пожал плечами Алексей.

– Пускай ума-разума набираются, - решил Зайченко.

– Ну и зря!
– пробрался на свое место Степан.
– Я бы их на порог не пустил.

– Ты у нас анархист известный!
– усмехнулся Зайченко, с интересом поглядывая на вставшего в дверях Стрельцова.

Колыванов написал на листочке бумаги: "Это - Стрельцов" - и подвинул листок Зайченко. Тот прочел и кивнул головой.

– Вы от какой организации, товарищи?
– спросил Колыванов.

– Союз учащихся социалистов, - представился Горовский.

– "Свободная школа", - сказала высокая гимназистка.

– ЮКИ, - шагнул вперед юноша в очках и стетсоновской широкополой шляпе, подвязанной под подбородком.

– Солидно!
– улыбнулся Зайченко.
– Рассаживайтесь как сумеете.

– Котелок скинь!
– крикнул скауту Санька.

Юноша в очках откинул стетсоновку за спину, так что она держалась только на тесемке, и шутовски поклонился:

– Снимаю шляпу перед высоким собранием!

– Трепло!
– сказал ему Степан.
– Выйдешь - поговорим!

– Степан!
– постучал кружкой о чайник Колыванов.
– Выгоню!.. Следующий вопрос - о посылке добровольцев на Восточный фронт. По разверстке наш район должен послать пятьдесят добровольцев, а записалось двести восемьдесят. Что будем делать?

– Посылать только достигших восемнадцатилетнего возраста и прошедших курсы военного обучения, - сказал Зайченко.

– Ясно, - кивнул Алексей.