Шрифт:
– Нет, не ясно!
– встал с места Стрельцов.
– Во имя чего?
– Не понял, - обернулся к нему Алексей.
– Во имя чего должны умереть сотни, тысячи юношей?
– шагнул вперед Стрельцов.
– Ради кого должны сложить головы?
– Оглядел притихших на скамьях ребят и проникновенно сказал: - Это ведь очень страшно - умереть, еще не начав жить. Ваш порыв прекрасен, пока он только порыв! Но там вам придется убивать людей. Понимаете: убивать! И вас будут убивать тоже. Во имя чего?
Стрельцов откинул со лба волосы и обернулся к Алексею:
– Где ваш революционный гуманизм?
– Вы бы проще как-нибудь...
– угрюмо сказал Алексей.
– Непонятно говорите.
– Могу упростить, - снисходительно улыбнулся Стрельцов.
– Большевики сражаются с оружием в руках за свои идеи? Понимаю! Но зачем проливать кровь молодых, которые даже не осознают, за что их толкают на смерть?
Стрельцов замолчал, ожидая ответа. И в наступившей тишине раздался возбужденный голос Степана:
– Горбатого лепит!
– Факт!
– поддержал его Санька.
Тишина вдруг раскололась свистом, топотом ног, криками: "Долой!", "Правильно говорит!", "В шею!", "Дайте высказаться!", "Гони контру!".
Кто-то вскочил на скамейку, где-то опрокинули кресло, Колыванов яростно стучал кружкой по чайнику и надрывался:
– Тихо! Сядьте на места! Степан, сядь, говорю!..
– Не сяду!
– огрызнулся Степан.
Он пробивался к Стрельцову, его не пускали, Степан вырывался и опять лез по скамейкам вперед.
Рядом со Стрельцовым встал юноша в стетсоновке, снял очки и сунул в карман.
– А ну, тихо!..
– стукнул кулаком по столу Зайченко.
Чайник подпрыгнул, кружка покатилась и упала. И снова все притихли, таким громким был его голос.
Зайченко потер горло ладонью, поднял с пола кружку и тихо сказал:
– Садитесь и не орите.
Колыванов дождался, когда все рассядутся по местам, и обернулся к Стрельцову:
– Вы мне вот что скажите: кадетишки да юнкера сопливые понимали, за что они в семнадцатом году на рабочих с винтовками перли?
– В кадетском корпусе не обучался, - высокомерно пожал плечами Стрельцов.
– Понимали!
– усмехнулся Колыванов.
– Дураков нет за чужого дядю под пулю лезть! Мы тоже понимаем! Не маленькие!..
– Помолчал, посмотрел на знакомые лица сидящих перед ним ребят, потом негромко сказал: - Умирать, конечно, неохота... Но все равно от пули бегать не будем. И вы нас не пугайте! Пуганые.
И спросил:
– Так или нет?
Кто встал первым, Алексей не заметил. Ему показалось, что встала вся рабочая застава разом. Как по тревоге. И в ладоши хлопали, как стреляют залпом. Коротко и жестко. А глаза у всех!..
Алексей посмотрел в сторону и увидел, что Зайченко тоже стоит. Навытяжку. Как перед строем.
Когда все молча расселись по местам, Алексей охрипшим вдруг голосом сказал:
– С этим вопросом полная ясность.
– Я остаюсь при своем мнении!
– выкрикнул Стрельцов.
– Прошу занести в протокол.
– Это сколько угодно!
– Алексей кивнул Насте.
– Запиши... Откашлялся в кулак и перебрал листочки с записями.
– Пошли дальше. Как известно, отдельные рабочие Союза объединились в Российский Коммунистический Союз молодежи. Это, товарищи, уже не мечта, а свершившийся факт! Мы призываем объединиться всех, кто еще не вошел в наш Союз. В объединении наша сила, товарищи!
– Правильно!
– крикнул со своего места Горовский.
На него удивленно оглянулись, он протолкался вперед и повторил:
– Правильно! Но при чем здесь партия большевиков?
– Что, что?..
– не сразу понял его Алексей.
– Я спрашиваю: почему объединением молодежи занимаются большевики? взмахнул зажатой в кулаке фуражкой Горовский.
– Мы - самостоятельная организация, нам не нужно партии!
– Вы кидаетесь громкими фразами об объединении молодежи, а на деле объединяетесь с большевиками!
– поддержал его Стрельцов.
Алексей посмотрел на него, на Горовского и спросил:
– А вы сами, извините, к какой партии принадлежите?
Стрельцов на секунду замешкался, потом быстро ответил:
– Я - внепартийный социалист.
Все примолкли, озадаченные: с одной стороны - социалист, с другой вне партии, - а Зайченко засмеялся. Оказалось, что смеяться он умеет так же, как кричать. Только тогда все затихают, а тут смеются вместе с ним. И удержаться невозможно!
– Не вижу ничего смешного!
– возмутился Стрельцов.
– Молодость - вот наша единственная партийность!