— Ты что, не читала его? — удивился Митя.

— Не читала, — вздохнула Вера. — Ну, то есть, что-то дед мне читал давно. Но я плохо помню.

— Что же такое там было, что Рябинин из-за него… — задумчиво протянул Стёпка.

— Ты думаешь, это из-за этого дневника Алексея Игнатьевича и убили? — спросил Марк.

— А почему нет? — Стёпка снова закинул руку на плечи Ники и попытался притянуть её к себе, но она отстранилась. Инстинктивно. Даже не задумываясь, почему это делает. — Вот смотрите. Всё сходится. Генерал просит дневник. В дневнике содержится что-то такое, о чём никому знать нельзя. Рябинин по какой-то причине это понимает и тут же подсыпает своему начальнику яд. Похищает дневник, и всё шито-крыто.

— А яд Рябинин ваш, конечно же, с собой всегда носит, — снова издевательски влез Кир. Смотрел он при этом на Стёпку. — На всякий случай. Если вдруг кому-то приспичит старые дневники почитать. Бред какой-то. Что там могло такое быть в том дневнике? Это же восстание было сто лет назад. Кому это вообще сейчас интересно?

— Умным и образованным людям интересно.

— Типа тебя, да?

— Сечёшь. Ну хоть что-то до тебя доходит, — и, отвернувшись от Кира, Васнецов продолжил. — И теперь этот дневник у Рябинина.

— Ага, лежит у него, вместе с моей рубашкой и тем стаканом. Дома, на полочке. Тебя ждёт, — не унимался Кир. — Даже если он и взял этот дневник, то уже наверняка выкинул его на хрен. Вместе с рубашкой и стаканом. Или он, что, специально для тебя оставил? Подумал, а вдруг умному и образованному Стёпе Васнецову захочется его почитать.

— Ну ты дурак! Рубашка и стакан — просто улики. А в дневнике наверняка что-то ценное содержится. Давай пораскинь своими мозгами, если они у тебя имеются, конечно. Если Рябинин убил своего начальника, генерала, то он и Павла Григорьевича мог. Это всё может быть связано. Оба убийства. Или тебе на пальцах объяснить?

— Ну давай объясни, только смотри, как бы я тебе эти пальцы не переломал.

— Перестаньте немедленно! Совсем рехнулись? Тестостерон в голову ударил? — рявкнула Вера.

Стёпка резко замолчал, а вот Кир так не мог. Ника видела, что его уже несло.

— С чего ты вообще взял, что Савельев убит? Может, он и не убит вовсе… Ты, что ли, видел его убитым?

— Кирилл! Не надо! — Сашка схватил Кира за рукав. Тот вырвался, бешено сверкая глазами.

И в эту минуту Ника наконец-то заплакала.

***

Рыдания прекратились, Ника только судорожно всхлипывала, но слёзы всё ещё продолжали катится, и бог его знает, сколько этих слёз вообще в ней было.

Вера стояла рядом и то и дело подавала Нике платки, забирала мокрый и взамен тут же совала чистый и сухой. Откуда она их взяла, Ника понятия не имела, но складывалось ощущение, что у её подруги они уже давно были наготове. Вера, обычно действующая в лоб и идущая напролом, не разбирающаяся в тонкостях человеческой души, в нужную минуту проявляла чудеса понимания. Как так получилось, что девочка, воспитанная даже не родителями (Вериным родителям всё время было некогда), а дедом, который время на воспитание Веры всегда находил, суровым генералом, учившим внучку быть стойкой, сдержанной и безжалостной к врагам, девочка, которая в жизни не играла в кукол, а в начальной школе дралась с пацанами так, что только мелькали в драке её растрёпанные косы, как так получилось, что именно эта девочка вот в такие минуты, когда другие застывали в растерянности, топчась и говоря тысячи ненужных слов, угадывала, что нужно делать. Она каким-то шестым чувством понимала, что Нике сейчас нужны не слова, не ласковые объятья, а эти дурацкие платки, даже не платки, а сами действия — вот это монотонное взял-подал — в которых проявлялась и высокая любовь и безмерное сострадание.

Мало-помалу слёзы пошли на убыль. Кир и Стёпка, оба разом двинулись к ней, но были остановлены резким окриком Веры:

— А ну назад оба! Придурки!

Мальчишки хоть и неохотно, но отступили. А Ника опять почувствовала благодарность к подруге. Сейчас она хотела только одного, чтобы эти двое исчезли или, если уж это невозможно, хотя бы держались от неё подальше.

Выплакавшись и высморкавшись в очередной чистый, поданный Верой платок, Ника вымученно улыбнулась и сказала, обращаясь только к ней:

— Вера, наверно, вы все правы… про дневник. И если он у Рябинина, то его надо забрать.

— Да ладно, фиг с ним, с дневником.

Вера присела рядом с Никой, втиснулась в кресло, плотно прижавшись к подруге. В детстве, когда она оставалась у Ники с ночёвкой, и папа им обеим читал что-нибудь на ночь, они вот так же, забирались вдвоём в одно и то же кресло, и папа смеялся: «Что, пигалицы, все диваны в доме заняты, да?», а они дружно кивали головами, силясь придать хитрющим мордашкам серьёзное выражение.

— Нет, надо найти и забрать, — мысли об отце придали Нике решимости. — Там на самом деле, наверняка, какая-то важная информация.

— Ну хорошо, — неуверенно проговорила Вера. — Только как мы это сделаем?

Она повернулась к Марку, ища у него ответа на свой вопрос. Но тот лишь пожал плечами. Братья Фоменко, и Лёнька, и Митя, удрученно покачали головами, а Кир со Стёпкой, которым слова не давали, молча сопели в стороне.

Васнецов не выдержал первым.

— Вон пусть Поляков сходит за дневником, — он мотнул головой в сторону Сашки, который так и стоял в стороне.