Шрифт:
Тут до меня доходит.
— О, так ты боец? — спрашиваю я, взволнованная такой перспективой. — Типа ММА и всё такое?
Возможно, именно поэтому за то короткое время, что мы разговариваем, все стюардессы были с ним очень милы. Или, может быть, это потому, что он такой чертовски привлекательный. Он бросает на меня такой взгляд, которого я не понимаю. Он не несчастен, на его лице написано странное облегчение?
— Я не профессиональный боец, нет.
— Ох.
— Ты, кажется, разочарована.
— Немного, — признаю я. — Если бы ты был известным бойцом, я могла бы попросить тебя сделать селфи, чтобы отправить фото моим братьям. Они бы завидовали так сильно, что могли бы заплакать.
— А, так ты замечательная сестра? — он хихикает.
— Самая лучшая.
Я ловлю себя на том, что улыбаюсь ему, пока не осознаю, что делаю. Зачем я вообще с ним разговариваю? Я прочищаю горло и ерзаю на сиденье. Я намеренно сажусь как можно дальше от него.
В этот момент он протягивает мне правую руку для рукопожатия.
— Кстати, меня зовут Генри…
— О нет! — я не хочу знать, кто он.
Моя вспышка заставляет его рассмеяться глубоким, сочным смехом. Я вижу, как его адамово яблоко подпрыгивает вверх-вниз, когда смех стихает. Я заставляю себя отвести от него взгляд, чтобы положить конец гребаному трансу, в который он меня ввел.
Какого хрена, Луна?
Возможно, я звучу как идиотка, но мне всё равно. Если я узнаю его полное имя, у меня возникнет соблазн поискать его. Чем меньше я буду знать, тем лучше.
— Я забыла свой рюкзак! — я вскакиваю со своего места, объявляя об этом всему самолету, как гребаная психичка, на которую я похожа.
Он легонько похлопывает меня по руке. Когда я смотрю на него, он показывает на мои ноги.
— Этот рюкзак?
Дерьмо.
— Да, спасибо, — бормочу я и снова сажусь. — У меня такое чувство, что я что-то забыла…
Вообще-то да. Пытаясь составить список всех вещей, которые я взяла с собой на борт, я смотрю на молодоженов, и они целуются. Отвратительно.
Я не против ППП, но они ведут себя неуместно. Хуже всего то, что я, кажется, оставила там свою книгу. С “Como agua para chocolate” придется подождать, потому что я не хочу находиться рядом с этими двумя прямо сейчас.
Когда я оглядываюсь на парня, которого считала грубым, сварливым чуваком, он одаривает меня веселой полуулыбкой, прежде чем спросить:
— Всё в порядке?
Не в порядке, но я всё равно киваю.
Он прочищает горло, снова привлекая мой взгляд к себе.
— Ты не сказала мне своего имени, — напоминает он мне, его глаза мерцают.
Признаюсь, как обычно, я подумываю о том, чтобы назвать вымышленное имя, но на этот раз не называю его.
— Луна, — наконец говорю я раздраженно, когда беру его за руку.
Это большая рука. Теплая, гладкая ладонь. Крепкое пожатие.
— Луна… Луна в облике богини.
Мои щеки горят, когда его голос проникает в мои мысли. Мой разум блуждает, представляя, где бы я хотела почувствовать его руки на себе…
Ого, откуда это взялось? Держи себя в руках, девочка!
Когда я снова смотрю на него, он улыбается мне. Chingadо (с исп. Твою мать). Неужели у него не могло быть хотя зубов? У этого засранца хватает наглости выглядеть как чертова супермодель, и к тому же у него красивая улыбка? Да, нет. Я не буду. Я не собираюсь лететь двенадцать часов рядом с этим парнем. Или даже шесть, если он сойдет в Нью-Йорке. Мне нужно заставить молодоженов вернуть мне моё место. И мою книгу.
Знаете что? К чёрту всё. Мне не нужно лететь первым классом. Мне не нужно роскошное, супер-удобное кресло. Я всегда летала экономом, и нет причин, по которым это должно теперь измениться.
Я отдергиваю руку. В основном потому, что в голову приходят странные мысли о том, чтобы перелезть через подлокотник и оседлать его колени.
— Я оставила там свою книгу, — ворчу я. — Я должна забрать её.
Когда я встаю, стюардесса просит меня сесть и пристегнуть ремень безопасности. Самолет готов к взлёту.