— Тебе нужно продолжать наказывать себя за него? Прекрасно. Я буду гребаным плохим парнем. Я буду тем, кого ты ненавидишь. Ясность в его голосе сбивает с толку, учитывая рассеянное выражение его лица, и мне приходит в голову, что это то, что Кадмусу нужно сделать, чтобы помочь мне.

Сильные ладони сжимают мое другое бедро, и он прижимается ко мне своими бедрами.

Я отворачиваю от него голову, позволяя боли уничтожить меня изнутри. Мое тело содрогается от грубого обращения Кадмуса, когда он срывает с меня штаны и рычит от разочарования.

Мне это нужно. Мне нужна эта боль. Этот гнев. Это унижение и отвращение. Я хочу, чтобы это просочилось под мою кожу и отравило каждую частичку меня, которая поддерживала надежду для Валдиса.

Я обвиваю руками его шею и позволяю ему посадить меня к себе на колени, пока я не оседлаю его бедра. На мгновение я невесома, не обременена страданиями, в которых просыпаюсь каждый день с той ночи.

Мои мышцы болят от прикосновения грубых рук, и я ненавижу, что мое лоно пульсирует от потребности ощутить его внутри себя, уводящего меня от этой тьмы и навязчивой правды, которая каждую ночь маячит на горизонте. Я провожу руками по его плечам и ищу металлический аромат Валдиса на его коже.

Его телосложение напоминает мне Валдиса, такая же грубо скроенная ткань Альфы, испещренная шрамами, поскольку я мысленно вспоминаю каждый на избитом теле Валдиса. Мысль о нем вызывает еще больше слез, и я, наконец, ломаюсь. Рыдание разрывает мою грудь, пока я сижу и жду, когда Кадмус войдет в меня так же жестоко, как я представляла секс с ним. Чтобы пронзить меня в ярости и ревности.

Вместо этого нежный палец проводит по моему виску, и я поднимаю взгляд туда, где в его глазах блестят слезы.

— Пожалуйста, не плачь, Кали. Я не могу этого сделать. Не для тебя.

— Мне нужно, чтобы ты сделал это. Я не могу неделями страдать, как Нила.

— Не так. Его брови вздрагивают, мускулы дрожат, и тогда я понимаю, что он говорит это не для меня. Я запустила в нем спусковой крючок. Заставила его вернуться в то темное убежище, которое грозит затянуть его туда навсегда.

Моя грудь сжимается от очередного всхлипа, но я наклоняюсь вперед и целую его в щеку.

— Мне жаль.

Я отстраняюсь ровно настолько, чтобы увидеть слезы в его глазах, и я знаю, что он не полностью поддался наркотику. Он заставляет себя утешать меня, несмотря на то, какие ужасные визуальные эффекты это вызывает у него в памяти.

Я сделала это с ним. Запихнула его обратно в то место, откуда, казалось, потребовалось так много времени, чтобы вытащить его.

Кадмус опускает меня обратно на одеяла, печаль и конфликт горят в его глазах, когда он смотрит на меня сверху вниз.

— Я тоже сожалею. Я сожалею обо всем. О том, что я сказал. Что я натворил.

Он вынес столько же, сколько любой из нас, сражался так же упорно, как Титус, и выполнил все задания, о которых я его просила. Он этого не заслуживает.

— Кадмус … Если то, что ты говоришь, правда… Я пытаюсь не плакать, но я не могу справиться с эмоциями, которые прямо сейчас овладевают моим телом.

— И Валдис…

— Забудь о том, что я сказал. Он кладет руку мне под голову, чтобы задержать свой взгляд на моем.

— Понимаешь? Забудь все это. Ты не должна отказываться от него. Хорошо?

Я не знаю, почему слова, исходящие от него, поражают меня намного сильнее. Возможно, потому, что Кадмус всегда бил меня жестокой правдой, что даже его ложь ощущается как вопиющая честность. По моему кивку давление у моего входа уступает место его первому толчку внутри меня, и я выгибаюсь назад, задыхаясь, когда мое тело растягивается вокруг него.

— Я сделаю это… для тебя. Его голос дрожит от напряжения, и мне не нужно смотреть на него, чтобы знать, что его зубы стиснуты.

— Я не буду таким нежным, как Валдис, если ты этого хочешь. Но я также не причиню тебе вреда.

Впиваясь ногтями в мои мясистые ягодицы, он стонет, затем падает вперед, зажимая меня между своих вытянутых рук, и ускоряет темп.

Разинув рот, я борюсь за дыхание, то задыхаясь, то цепляясь за спальный мешок, в то время как мое тело сопротивляется его нападению.

— Кадмус!

Он ничего не говорит в ответ, и только его стоны и шлепки плоти наполняют кузов грузовика. Стиснув зубы, я наклоняюсь, чтобы схватить его за мускулистое бедро, вонзая ногти в его плоть. Нежные руки предназначены для занятий любовью, а это не то, что сейчас. Это гнев и боль. Это что я представляю себе о Кадмусе, когда его голова не кружится от тьмы, которая взывает к нему теперь чаще, чем раньше. Мне нужно почувствовать это наказание, впитать его в себя, потому что без этого мне было бы стыдно за это облегчение. Это Кадмус. Вот как он возвращает меня из темных глубин, не ослепляя светом. Вот как он забирает мою боль и делает ее своей.