Шрифт:
— Мне повторить вопрос или сразу переходить к пыткам? — спокойно поинтересовался Иван. —Всё равно же узнаю от других.
—Нас мало по сравнению с вами, — нехотя выдавил из себя эльф. —У нас катастрофически низкая рождаемость. Мы живём тысячи лет, но нашим женщинам трудно забеременеть, а младенцы часто рождаются мёртвыми. Генетический дефект... Ведутся работы по редактированию генов. Нужен ма... люди, не достигшие половозрелости. Научный центр находится на Эльфаде.
— Как вы создали её? — Иван покачал Росю на руках. — Она разумна.
— Над ней работала Лаитрас из дома Серебряной травы. Это её проект. Скрестила души двух щенков животных. Одна вашей породы, вторую подобрала где-то по дороге.
На этот раз от души пнул Торлег:
—Следи за языком, ушастый!
Иван, естественно, не стал его попрекать.
—Она жива, здесь?
—Да, третья справа.
Иван дал знак Блайзу, и тот со Светланом и Абсеем пошли снимать с кола указанную эльфадку. «Это она меня резала и колола!» — Рося зарычала, увидев лицо принесённой женщины. «Она за всё ответит, Роська, и прямо на твоих глазах», — мысленно сказал ей Иван и уже вслух обратился к эльфадке:
— Как тебе удалось создать вот это разумное существо? Советую не молчать, иначе кол покажется тебе лёгким массажем.
—Так она разумна? — на прекрасном лице; «Мда, наверное, кто-то из земных художников точно видел настоящих эльфиек», проступило удивление. — И в чём это проявляется?
— Она разговаривает, правда, мысленно и только с магами.
— Не знала. Она ведь только визжала, когда я пыталась усилить её боевой потенциал.
Оршев с трудом сдержался, чтобы не начать резать на куски лежавшую на земле Лаитрас.
— Как ты её создала?
—При помощи магистра-целителя, имеющего небольшой ментальный Дар, срастила с телом и сознанием щенка собаки разум маленькой девчонки.
—Где он?
«А млять! Если его здесь нет, то это очень плохо, можно сказать, херово!»
—Вы убили его!— с ненавистью прохрипела учёная. — Его, гениального теоретика и практика, спрятали здесь от козней врагов. Но смерть нашла его и тут в виде грязных низших, недостойных даже его ногтя.
—Что было потом? — не обратил внимание на оскорбление обрадовавшийся Иван.
— В ходе дальнейших экспериментов по увеличению срока жизнедеятельности для боевой особи и повышения её агрессивности внешний облик поменялся. Кости стали прочнее, увеличилась скорость реакции и регенерации, слух стал намного тоньше, а зрение и обоняние острее. Но все усилия, как я думала в тот момент, оказались напрасны — она лишь выла и плакала.
Иван поставил Росю на землю и достал нож, смотря в глаза искалеченной женщины, разгорающиеся фанатичным огнём учёного-экспериментатора.
—Про разумность мне не было известно. Какие перспективы открываются у...
Ученик некроманта положил руку на голову эльфадке:
— Нет у тебя никаких перспектив. И у твоих коллег тоже нет.
Интерлюдия II
ИНТЕРЛЮДИЯ II
— Ваша светлость, рыцарь Алим просит принять его.--доложил секретарь Есению.
— Пусть заходит.
— Добрый день, ваша светлость.--поклонился своему сюзерену глава Тайной службы, войдя в кабинет.
— Здравствуй, Алим. — Есений вышел из-за стола навстречу посетителю, решив размять ноги после долгого сидения в кресле. — С чем пожаловал?
— У меня несколько новостей, ваша светлость. Мои люди смогли внедриться в обслугу графа Лерогли. — доложил Алим. — Один конюхом, два на кухню, один садовник и одна горничной.
— Это хорошо, Алим. — граф прошелся по кабинету. — Это очень хорошо.
После небольшой паузы граф обратился к своему старому соратнику:
— Алим,ты же не забыл,кто виноват в смерти твоих родных семьдесят лет назад?
— Нет,ваша светлость,не забыл.Но вы же уничтожили ту полусотню рондийских ублюдков.
— Да,твои родные отомщены...А вот мои до-сих пор нет.
Память снова вернула Есения в тот день, когда через долгие десятилетия он встретил свою жену и тестя. Кого он считал погибшими в страшной бойне, устроенной эльфадами. И ведь Дарна действительно погибла мучительной смертью, но его тесть некромант вернул её из-за Кромки, правда, в виде лича. Есений сжал кулаки: если о судьбе жены он до этого ничего не знал, то обстоятельства гибели единственного их сына знал прекрасно, и не только его. Тогда, глядя на любимую, он с болью в голосе признался ей: