Сейчас Рэнсому нужно было завоевать немного очков человечности в моих глазах, и, будучи роботом, он решил сделать это именно таким образом.

– Ого. – Я выдохнула. – Должно быть, я действительно выгляжу так, будто мне нужно отвлечься, если ты решил поделиться со мной этим.

– Нет. – Он включил поворотник. – Быть может, совсем чуть-чуть.

– О боже. Мне так жаль, Рэнсом. Какое ужасное начало жизни.

– Я выжил.

– Тебя усыновили? – Я сглотнула.

– Да. – Он замялся, словно раздумывая, стоит ли рассказывать дальше. – Семья Моруцци. Они были обеспеченными. Жили в Линкольн-парке. Джек Моруцци усыновил троих из сирот. Всех мальчиков. Но… скажем так, это не было детство, полное скаутов и летних лагерей.

– А он когда-нибудь?.. – Я задержала дыхание. Вызваны ли фантазии Рэнсома тем, что он раньше подвергался насилию? Он сказал, что пережил травму. Я понятия не имела. Все, что я осознавала, это то, что готова выслушать все откровения, на которые он решится.

Но по тому, как он вздрогнул, нажимая на педаль газа, я поняла, что разговор окончен.

– Суть в том, что хватит себя жалеть, Соплячка. У каждого из нас есть своя история, и редко у кого она сказочная.

От того, как резко он оборвал меня, мне захотелось нанести ответный удар.

– А у Макса есть история?

Лицо Рэнсома ожесточилось, глаза прищурились, пока он следил за дорогой.

– Разве я похож на его биографа? Спроси его сама. Он должен прилететь сегодня поздним рейсом и подменить меня во время моего отсутствия.

– С чего бы тебе отсутствовать? – Знал ли Рэнсом кого-нибудь в Техасе? Похоже, он хорошо ориентировался на местных дорогах.

– Есть дела.

– Опять ролевые игры? – Я ходила по краю и знала это.

– Разговор окончен.

– Знаешь, мне действительно кажется, что сегодня мы совершили прорыв. – Я скрестила ноги, впервые осознав, что на мне все еще грязные штаны и толстовка из самолета и что моих родителей, вероятно, стошнит от потрясения, когда они увидят меня. – Теперь, когда мы признались в своих слабостях, нам станет легче пытаться вести себя мило друг с другом. Кто знает? Быть может, это начало большой дружбы. То, как ты открылся мне…

– Соплячка, – прервал он меня.

– Хм?

– Замолчи.

Через час «Форд Эксплорер» остановился возле белоснежного особняка в средиземноморском стиле. Ухоженный газон перед ним был подстрижен так ровно, будто ландшафтный дизайнер использовал линейку. Здесь же виднелись грандиозные фонтаны, эффектные колонны и прочие символы статуса, присущие богатой далласской семье.

Не успел Рэнсом заглушить мотор, как с моей стороны машины нас поприветствовал незнакомый мужчина в форме. Я опустила стекло.

На вид ему было около сорока лет, потное лицо с уже заметными морщинами.

– Извините, ребята, это частная собственность.

– Знаю. Я дочь тех, кому она принадлежит. – Я многозначительно вздернула брови, изобразив международный сигнал «отвали-с-пути».

Он даже не дрогнул. На самом деле его взгляд стал еще более подозрительным.

– Вы не Гера. – Обвинение в его тоне прорезало воздух, как лезвие.

– Нет, – согласилась я. – Я их младшая, Хэлли.

Мужчина, казалось, на мгновение растерялся. Наконец, он повернулся и прижал рацию ко рту. Последовал статический шум и ответ на его вопрос. Он начал вышагивать перед машиной. По коже пробежала холодная дрожь. Я так давно не навещала родных. И теперь чувствовала себя незваным гостем. На мгновение даже усомнилась в своем существовании. Действительно ли я дочь Энтони и Джулианны или они лишили меня прав наследования?

– Расслабься, – прохрипел Рэнсом. – Мы попадем внутрь, даже если мне придется переехать этого придурка.

Меня накрыло волной тепла. Странное чувство, словно у меня болел живот. За меня еще никто не заступался.

Наконец, мужчина снова подошел к машине. Я быстро выдохнула, приготовившись к худшему. Я не разговаривала с родителями после инцидента с соском.

– Припаркуйтесь в конце дороги и следуйте за мной. – Он выглядел мрачным и неприветливым.

Мы с Рэнсомом переглянулись. Он сделал, как было велено. Когда мы вышли из машины, я промурлыкала:

– Кажется, я наконец-то нашла человека, который может посоперничать с твоей индивидуальностью.

Охранник, который так и не удосужился представиться, провел нас через знакомое двухэтажное фойе с полом в черно-белую клетку с налетом мелодраматичности. Дом был огромным и пустым, стук наших ботинок удручающим эхом разносился по коридору. Горничные в синих отглаженных униформах спешили по коридору, не поднимая взгляда и сохраняя прямую осанку. Из одной гостиной доносились звуки игры на фортепиано. Мои родители часто приглашали одаренных детей из малообеспеченных семей на уроки фортепиано. Хороший пиар-ход, к тому же моя мама – поклонница классической музыки.

Благотворительные жесты моих родителей по отношению к детям всегда сбивали меня с толку. С одной стороны, несомненно, похвально жертвовать деньги обществу. С другой же, не лучше ли им начать с доброты к собственному ребенку?

Мужчина провел нас в комнату, которую родители называли гостевой приемной. Белое опрятное помещение с камином, выложенным светлым кирпичом, и коричневыми кожаными диванами. Все пространство занято семейными фотографиями мамы, папы и Геры. Изредка в кадре появлялись Крейг и собаки семьи Бабс и Бамбу. Ни на одной фотографии не было меня. В основном потому, что я не появлялась на всех тех мероприятиях, где делались снимки. На одном из праздников, где все-таки присутствовала – на лыжной прогулке, – я отказалась участвовать в съемке. Мне не хотелось доставлять родителям удовольствие думать, будто мы одна большая счастливая семья.