Отец всегда говорил, что жизнь состоит из приоритетов. В данный момент он ясно дал понять, что предпочитает поговорить с человеком, которого нанял для того, чтобы он вправил мне мозги, чем выяснять, чем я занималась последние пару лет. Хотя, можем поспорить, ему и не нужно было спрашивать. Все написано на моей странице в «Инстаграм» [19] и в таблоидах.

Оставшись одна в большой комнате, я вернулась к окну, надеясь снова увидеть маму. Мне нравилось чувствовать восхитительную боль, когда она проникала сквозь слои кожи и достигала сердца. Боль с горько-сладким привкусом. Как во время нанесения новой татуировки. Подобная боль заставляла меня вспоминать, что я жива. Что все еще способна чувствовать.

Но скамейка оказалась пуста, собак тоже нигде не было видно. Пчелы роились вокруг цветов, птицы продолжали щебетать. День шел своим чередом, не обращая внимания на мои душевные терзания.

Встреча Рэнсома с отцом заняла не более тридцати минут. Рэнсом вернулся один, по его лицу не удалось прочитать, о чем они говорили в кабинете отца. Он взял ноутбук и сунул его в кожаный чехол.

Я наблюдала за ним, внезапно охваченная острой яростью.

Что с того, что этот мужчина прошел через многое? Он решил направить свой гнев на то, чтобы стать невыносимым и подлым человеком. И его ярость направлена на меня. Он здесь не для того, чтобы защитить меня. Он здесь, дабы проследить, что я не облажаюсь перед всеми. Я источник его доходов. Огромных доходов. И, вероятно, последние тридцать минут Рэнсом потратил на то, чтобы поведать моему отцу, сколько от меня проблем, чтобы тот выдал ему премию.

– Получил все, на что надеялся, и даже больше? – насмешливо спросила я, делая вид, что изучаю вид за окном.

– Твои родители готовы тебя принять. Постарайся быстрее. Я хочу уйти.

Теперь хочет? Что ж, я тоже хотела. Желала поговорить с родителями. Желала уважения. Желала, чтобы на меня перестали смотреть как на непослушного ребенка.

– Вообще-то, я решила переночевать здесь. – Я повернулась к нему. – Не жди.

Перекинув сумку с ноутбуком через плечо, Рэнсом спокойно произнес:

– Иди к родителям. Я подожду здесь. Мы уезжаем через час.

– Ты меня не слушаешь. – Я примерила тот же тон, который использовали мои учителя в частной школе, чтобы повлиять на меня. – Я хочу, чтобы ты ушел. Сегодня буду спать здесь. Тут кругом охрана. Много охраны. Ты свободен.

Я не знала, что на меня нашло. И уж точно понятия не имела, можно ли мне здесь оставаться. Просто понимала, что не смогу находиться рядом с Рэнсомом после этого… этого… продолжающегося кошмара. Отсутствовать на всех семейных фотографиях, ждать на протяжении трех часов, будто я пришла сюда что-то продать, и, самое главное, осознавать, что мне предпочли Рэнсома, после того как родители так долго меня не видели…

Может, родители Рэнсома и отказались от него в младенчестве, но, скорее всего, потому что у них не было средств на его содержание. У моих же имелись все средства мира и ноль желания. Они точно знали, кем я вырасту. Но решили отказаться от собственной дочери, едва узнав меня по-настоящему.

– Убирайся! – В отчаянии я топнула ногой. – Уходи.

Рэнсом оставался на месте; он казался выше, шире и внушал больше страха, нежели секунду назад.

С диким рычанием я бросилась к нему, толкая в грудь. Он даже не пошатнулся. Из моего горла вырвалось нечто среднее между ревом и хныканьем. Я снова толкнула его, на этот раз сильнее. Впилась ногтями в его торс в попытке расцарапать кожу под рубашкой и заставить его истекать кровью.

Ничего не вышло.

– Черт! – Сжав кулаки, я обрушила их на грудь Рэнсома.

– Оставь. – Удар.

– Меня. – Удар.

– В покое! – Удар.

– Этого вполне достаточно. – Голос, словно кубик льда, скатился по спине, заставив меня замереть на месте. Мне вдруг расхотелось здесь оставаться. Я не обернулась, прекрасно зная, кто ко мне обращался.

– Отойди от этого мужчины, Зайчонок. Бог свидетель, мы воспитывали тебя лучше. Мистер Локвуд, наша дочь сегодня останется с нами. Вы можете взять выходной.

Голос за моей спиной стал громче, ближе. В комнату вошла моя мать. Изящное цоканье ее каблуков, точно звон бокалов с шампанским, разносилось по комнате.

– Повернись, Зайчонок.

Я так и сделала, чувствуя, как воздух одним махом со свистом вырывается из моих легких. Мне часто доводилось испытывать разочарование и недовольство в отношениях с отцом. Но когда речь заходила о маме, я ощущала настоящий испуг.

Она держала папу в ежовых рукавицах и являлась главной причиной всех моих наказаний. Мне всегда казалось, что отец не так остро показывает свое разочарование. Он рано смирился с тем, что из меня ничего не получится, и относился ко мне с тем же легким сочувствием, с каким бы относился к старому пушистому домашнему питомцу. Восхитительному, хоть и приносящему неудобство. А вот недовольство моей матери выражалось иначе. Представлялось более личным. Она считала меня своим провалом. Незаконченным проектом. Я промах в списке ее безупречных достижений. Дом. Муж. Карьера. Идеальная дочь, работающая врачом. Даже глупые собаки получали награды. Она приучила всех Торнов прыгать через обручи. Всех, кроме меня.

– Здравствуй, мама. – Мой правый глаз дернулся от раздражения. Должно быть, во время всей этой пытки Рэнсом сбежал, потому что я его не видела. Пожалуй, даже хорошо, что он не остался наблюдать за нами.

Мама подошла ко мне, сцепив руки за спиной. Обошла вокруг, оценивая. Я вздернула подбородок и выпрямилась, пытаясь проглотить комок в горле.

– Ты не отвечала на наши звонки. – Ее голос сочился презрением. – До того, как мы наняли телохранителя.

– Вы не давали мне веских причин для этого, – возразила я.