Шрифт:
Лишняя информация.
(Лишняя информация? Когда-то давно, готовя к публикации никому неизвестный рассказ «Ханский огонь», свою первую публикацию из Булгакова, я натолкнулась в рассказе на цепочку редких слов: эспантоны… кенкеты… боскетные… Из контекста, правда, было видно, что кенкеты — это какие-то светильники на стенах, эспантоны — холодное оружие и т. д. Тем не менее, старательно разыскав старые словари и все эти слова в старых словарях, я составила обстоятельный комментарий. А закончив и аккуратно перепечатав его, поняла, что не нужен этот комментарий. Уничтожила свою работу, не оставив даже черновиков, и никогда более таких комментариев не составляла.
Потому что автор — особенно такой сильный автор, как Михаил Булгаков, — очень хорошо знает, что делает. И если он, с детства помнивший очарование переводных приключенческих романов с множеством загадочных слов — в которых мы и ударения-то ставили невпопад, — хочет, чтобы в его тексте прошли таинственно малопонятные слова или названия, не мешайте ему в этом. Не становитесь между автором и читателем. Большой художник не нуждается в толмаче.)
Впрочем, Б. В. Соколов на этом не останавливается. Проштудировав далее роман «Мастер и Маргарита», он обнаруживает (точнее, ему кажется, что он обнаруживает в романе) некие умолчания в биографии Пилата.
«На первый взгляд, — пишет Соколов, — П<онтий> П<илат> у Булгакова — человек без биографии…» Тут же радостно спохватывается: «…но на самом деле вся она в скрытом виде присутствует в тексте» [300] . А поскольку булгаковеда, как говорится, хлебом не корми — дай разыскать нечто запечатанное и зашифрованное (уж он, мобилизовав свою эрудицию, все коды вскроет), немедленно принимается биографию Пилата реконструировать — на свой вкус, разумеется.
А биография Пилата в романе «Мастер и Маргарита» не нуждается в реконструкции и расшифровке. Она не в скрытом виде — она вполне открыто присутствует в тексте.
300
Борис Соколов. Булгаковская энциклопедия. М.: Локиф-МИФ, 1996. С. 382.
Видите ли, это особенность писателя Михаила Булгакова и с особенностью этой нельзя не считаться: он переступает через многие каноны сложившегося в XIX и начале XX веков классического реализма. У его прозы — особенно в романе «Мастер и Маргарита» — другие законы. У него другое письмо.
Мне уже довелось обратить внимание читателя на парадоксы булгаковской игры с портретом в этом романе (когда портрета как бы и нет, а персонаж виден) [301] . С биографиями героев в романе происходит почти то же.
301
См.: Лидия Яновская. Творческий путь Михаила Булгакова. М.: Советский писатель, 1983. С. 293–297; Лидия Яновская. «Записки о Михаиле Булгакове». 3-е изд. М.: Текст, 2007. С. 272–275.
Что мы знаем о мастере? Кажется, почти ничего. Ну, он историк по образованию… служил в музее (в каком — не отмечено)… был женат, но это настолько неинтересно, что он не помнит имени своей жены… Намного ли больше мы знаем о Маргарите? Об Иване Бедомном? А вместе с тем каждый из этих персонажей перед нами весь, с его прошлым и с его настоящим, без утайки…
То же и с Понтием Пилатом.
У булгаковского Пилата нет биографии? Но мы ведь отлично знаем этого человека: в молодости участвовал в боях и показал себя бесстрашным командиром; сделал военную карьеру — дослужился до легата легиона; воинская доблесть его отмечена почетным званием — всадник Золотое Копье; и карьеру продвижения во власть сделал успешно — стал прокуратором Иудеи… Богатая и весьма сложная биография.
Возраст Пилата в момент действия «древних» глав романа? «Пилат накинул капюшон на свою чуть лысеющую голову… (Здесь и далее курсив в цитатах мой. — Л. Я.)». Бой при Идиставизо был давно, в молодые годы. (В четвертой редакции романа помечен даже временной промежуток: «…лицо кентуриона было изуродовано: нос его семнадцать лет тому назад был разбит ударом германской палицы»; впрочем, уже при диктовке на машинку эта ненужная точность убрана.) Но сорванный командами голос Пилата все еще полон мощи и может звучать так же, как тогда, в Долине Дев. Сильная рука привычно крепко схватывает ошейник огромного пса…
Кроме родной латыни, прокуратор владеет греческим — языком культуры и книги, и — по необходимости, в какой-то мере — местным, арамейским. (Ср.: Крысобой, с трудом и «плохо выговаривая», произносит несколько арамейских слов; произношение же Пилата никак не отмечено, хотя при допросе Иешуа он с явным облегчением переходит с арамейского на более знакомый греческий и — с еще большим облегчением — на латынь.) Пилат хорошо знает императора и, надо думать, бывал на Капрее…
Отяжелевший, но все еще сильный и властный, волевой и умный человек… Выдуманный Булгаковым, сошедший со страниц романа Пилат совершенно реален и давно потеснил исторического.
В сегодняшнем Иерусалиме зримых следов Пилата нет; разве что тенью он пройдет в вашем, воспитанном литературой воображении. А в приморской Кесарии, той самой, что некогда называлась Кесарией Стратоновой и в которой находилась резиденция прокуратора, его присутствие ощутимо. В парке-музее можно склониться над большим камнем, вывалившимся из древней кладки; разобрать сохранившиеся следы выбитой на камне надписи — имя императора Тиберия, чуть поврежденное имя Понтия Пилата (<Pon>tius Pilatus) и обломки еще двух слов, из которых, как утверждают археологи, следует, что был названный Понтий Пилат префектом Иудеи. (Не прокуратором, как было принято считать до сих пор, а префектом, что, впрочем, примерно одно и то же.) Камень обнаружен при раскопках относительно недавно — в 1961 году, много лет спустя после смерти Михаила Булгакова.