Я доел салат, допил компот, потом ответил:

— Да не вопрос, Нина Георгиевна, заселяйтесь… денег я с тебя, конечно, никаких не возьму, впадлу мне это будет, но одно условие поставлю…

— Какое? — справилась она.

— Если меня вдруг в Москве попросят на выход, я ж сюда вернусь — и где мне жить?

— А что, могут попросить? Даже после твоих подвигов по излечению его? — и она показала глазами на потолок.

— Все под богом ходим, — мрачно заключил я, — я бы ни от чего не зарекался.

— Хорошо, — вздохнула она, — если тебя попрут из Москвы, квартирку мы освободим… только сообщи об этом хотя бы за 2–3 дня.

— Договорились, — ответно вздохнул я.

Проводил Нину до автобусной остановки — до ее нового места работы отсюда было дальше, чем до ИПП, целых четыре перегона. Договорились, что ключи оставлю у соседа по площадке, она тоже с ним знакома была. А я отправился в другую сторону на шестидесятом автобусе, размышляя по дороге над тем, ржавеет ли старая любовь или она таки из оцинковки выполнена, у которой, как известно, гарантия от ржавчины составляет пятнадцать лет…

И с матерью, конечно, этот вопрос утрясти надо будет, а то вдруг она зайдет в свою квартиру, а там неизвестно кто. Иннокентий Палыч уже поджидал меня на тех же ступеньках, где вчера Зина переминалась с ноги на ногу.

— Я уж думал, ты забыл, — обратился он ко мне вместо приветствия.

— И совершенно напрасно, — возразил я, — я пока на память не жалуюсь. Пойдемте в ординаторскую?

— Погода хорошая, — предложил он, — может в скверике все сделаешь? Я знаю тут одно место, куда никто и никогда не заходит.

— Можно и в скверике, — покладисто согласился я, — как самочувствие-то? По сравнению со вчерашним?

— Лучше, — лапидарно ответил он, и мы неспешной походкой обогнули здание главного корпуса сороковой больницы.

Действительно, буквально в двух шагах обнаружился пустынный пятачок с длинной скамейкой, усыпанной разноцветными кленовыми листьями. Далее я без лишних слов проделал необходимые процедуры, после чего Иннокентий захотел поговорить на отвлеченные темы.

— Мне Зина тут обмолвилась, что она тебе помогла как-то…

— Было такое, — не стал возражать я, — она мне помогла, я вам, так что мы в полном расчете.

— Зина у нас с малых лет такая, — неожиданно продолжил он тему, — меня тоже пару раз выручала в сложных ситуациях.

— И в каких, если не секрет? — мне самому вдруг стало интересно.

— Один раз она угадала с аварией на Водоканале…

— Так-так, — наморщил лоб я, — это когда цистерна с хлором взорвалась?

— Да, именно… и мы в эту ночь всей семьей уехали к родственникам в другой район… а наш дом, кстати, зацепило этим хлорным облаком, соседи потом лечились долго, а нашу семью пронесло.

— А второй раз? — спросил я.

— Нет, — помотал он головой, — про второй раз я говорить не буду… хотя помогла она мне тогда еще сильнее, чем сейчас вот…

Чемодан с секретом

А после больницы я еще и в школу заскочил и сумел застать там маму на выходе. Она некоторое время поразмышляла насчет сдачи квартиры, но когда я добавил, что Николай этот герой, пострадавший на фронтах афганской войны, махнула рукой — делай, что хочешь.

— У тебя же с этой Ниной что-то было? — вспомнила она.

— Было, но сплыло, — ответил я, — афганский фактор вмешался…

— Но сейчас-то у тебя кто-то есть? — продолжила она матримониальную тему.

— Как бы есть, — поморщился я, вспомнив леночкин чемодан с баксами, — а как бы и нет.

— Понятно, — протянула мама, хотя понятного я вроде ничего не сказал, — ну желаю удачи.

А на железнодорожном вокзале перед тем, как загрузиться в свой десятый вагон, я еще и Мишку сумел встретить… того самого, которого в СИЗО закрывали за махинации с аппаратурой. И который Шифман и башковит.

— Вид у тебя, — сказал я, — цветущий, решил что ли все свои проблемы?

— Родственники помогли, — скупо ответил он, — а то сидеть бы мне года три минимум. А у тебя что нового?

Нового у меня было, хоть лопатой отчерпывай, но я ему скормил сильно усеченную версию.

— Живой-здоровый пока, и на том спасибо.

— А я слышал, ты здорово там в Москве поднялся, — все же продолжил он, — чуть ли не до самых сияющих верхов.

— Вершин, наверно, — на автомате поправил я его, — верха сиять не умеют.