– Любопытно, что такое, по-вашему, неприятность для меня, - сказал он.
– Но говорите быстрее, осталось еще сорок секунд.

– Не надо так спешить. У нас есть время. Так вот... только вы действительно приготовьтесь к скверному известию.

– Идиотизм. Вы меня на пушку не возьмете, - проворчал Фаррагус.

– А я и не пытаюсь. Я - Роутон из "Ивнинг стар", тот, что написал статью - помните?

– Ну и что? Только поэтому вы хотите, чтобы я не сунул пробирку в огонь?

– Ну... нет, но знаете, этот порошок в вашей пробирке... не совсем генетон. Профессор резко поднес трубку к глазам.

– Лжете! Что значит "не совсем"?

– Ну, это я, чтобы вы не волновались... говорят, у вас сердце больное... я, видите ли, забрал ваш порошок.

– А это что? Уж не сахар ли?
– ехидно спросил Фаррагус.
– Ну, довольно. У вас осталось ровно столько времени, чтобы быстренько помолиться, если вы верующий. Мне это ни к чему.

Стрелка подходила к черте. Оставалось еще десять секунд.

– Нет, это не сахар, это соль, - сказал репортер.
– Будьте осторожнее, когда станете совать пробирку в пламя, потому что соль стреляет, еще обожжетесь... Фаррагус рыкнул и сунул стекло в огонь.

– Только спокойно... спокойно...
– говорил репортер, словно ребенку.
– Все будет хорошо... вот увидите. Пламя охватило стекло, порошок действительно только потрескивал в пробирке. И все.

– Не взрывается...
– простонал профессор.
– Подлец, что вы наделали?!

– Я же вам говорил. Пробирочку заменил.

– Так это правда? Когда?

– Минуту назад, когда вы отвернулись. Это я бросил камушек. Да вы не волнуйтесь. Генетон - наверняка прекрасное изобретение, только лучше уж его не испытывать.

– Действительно, не взрывается...
– профессор еще глубже засунул пробирку в огонь.

– Я еще никогда не видел, чтобы соль взрывалась, к тому же такая чистая... Вам плохо?
– сказал репортер. Он молниеносно пролез под вагоном на другую сторону пути, изо всей силы толкнул дверь и вскочил внутрь. Фаррагус издал глухой крик, закачался и упал. Его рука инстинктивно потянулась к карману. Репортер поддержал его, всунул руку в карман профессора и, найдя там флакончик с лекарством, силой влил лежащему без сознания Фаррагусу в рот несколько капель. Вскоре профессор начал дышать спокойнее. Когда он открыл глаза, то увидел, что сорочка у него расстегнута, а под голову засунуто что-то мягкое - пиджак Роутона. Что-то теплое согревало ему сердце. Профессор протер глаза - кот. Это было дело рук Роутона.

– Страшно нервные вы, ученые, - сказал Роутон.
– Ну, уже лучше, да? Пойдем баиньки! А может быть, вы скажете что-нибудь интересное нашим читателям? Я сейчас бегу к телефону. Будет чрезвычайный выпуск. Впрочем, это не обязательно, пусть это вас не волнует, уж я что-нибудь придумаю за вас.

– Обокрал меня, обокрал меня...
– шептал профессор, не имея сил, чтобы подняться.
– Уйдите... уйдите... что за муки! Он прикрыл глаза и лежал словно мертвый. Слезинка выкатилась у него из уголка глаза и сбежала на грязный пол.

– Да, обокрал, - деловито произнес репортер, - но мне сдается, я поступил правильно. Впрочем, с этим вы и сами позже согласитесь. Он встал.

– А теперь потихоньку пойдем к ближайшей стоянке такси, - сказал он, - а кота я советую вам прихватить с собой. Все-таки близкая душа. Я сам охотно взял бы его, но у меня такая злющая хозяйка. Она может его обидеть.

– Куда вы дели мой генетон? Что вы с ним сделали?
– шептал профессор, пока репортер помогал ему встать.

– Порошок-то? Никуда пока еще не дел. Тут он - в карманчике для часов. Я, наверное, получил бы за него и миллион, да это не мое. Я отдам его вам, но, разумеется, только тогда, когда вы дадите мне честное слово - а? В связи с этим концом света у меня были некоторые расходы: танк влетел мне в шесть долларов, счетчик Гейгера почти в тридцать, мороженое, такси - да и радиоактивная паста тоже на улице не валяется, - но это уж мое дело. Вы мне дадите только слово. Вы это сделаете - правда? Вашего слова мне достаточно.