Проучились всего ничего, а поди ж ты, уже приметила фаворитов!

— У меня три вопроса, — сказала Баранова, вставая. — Почему Антон Павлович купил дом в Ялте?

Димон оцепенел и смолк.

— Заболел, — шепнул Рамиль, сидевший на четвертой парте, за Димонами.

— Меликов — два. Дневник на стол! — рявкнула Джусь.

— Заболел, — алея ушами, ответил Минаев.

— Чем? — Джусь злобно сверкнула глазами и тряхнула брылами, как бульдог, готовый вцепиться в горло.

— Раком, — прошептал Димон.

Илья закрыл лицо рукой.

— Боком! — съязвил Памфилов.

Полкласса полегло со смеху, громче всех верещала Заячковская, аж по парте хлопала. Она бурно реагировала на любую глупость. Однако правильный ответ Минаеву был засчитан, ведь Рамиль его искупил двойкой.

— Яна, твой второй вопрос, — распорядилась Джусь.

— Профессия отца Чехова и дата его рождения.

Тамара Кировна вздохнула и снова поступила справедливо:

— Мы не на истории. Вам необязательно знать такие точные даты, не относящиеся к жизни Антона Павловича. Другой вопрос есть?

— Сколько у Чехова было детей и как их звали, — ехидно улыбнулась Баранова.

Минаев захлопал глазами. У Антона Павловича, насколько я знаю, не было детей.

— Двое, — брякнул Минаев. — Не помню имен.

— Детей, о которых он бы знал, у Чехова не было, — ответила Джусь, — но и этот вопрос я не засчитываю, поскольку он не входит в школьную программу. Яна, твой последний вопрос.

Я почти услышал, как вертится волчок под ржание коня.

— Чехов говорил, что медицина — его законная жена, кого он называл любовницей?

Димон растерялся, покраснел и помотал головой. Баранова торжествующе улыбнулась.

— Кто может ответить? — спросила учительница.

Я знал, что — литературу, но молчал. Если отвечу — значит, вопрос несложный, а так, может, никто не сообразит, и Димон получит свою пятерку.

— Литературу! — радостно воскликнула Лихолетова.

— Браво! — оценила Джусь. — Минаев — четыре, Яна — пять.

— Сучка, — прошипела Гаечка. — Ну давай, овца, расскажи что-нибудь!

Но ни наших, ни Барановцев-Райковцев больше не спросили. Отвечала Ниженко — на трояк наговорила. И Подберезная — получила четверку, причем снова из-за каверзного вопроса Барановой.

— Пашка, на английском вся надежда на тебя! — сказала на перемене Гаечка.

И мне подумалось, что для них это противостояние — не игра, а серьезная война. Если бы не память взрослого и не послезнание, что такое настоящая война и настоящие взрослые интриги, для меня тоже было бы так.

Английский у нас вели два учителя, и класс делился на группы. Более-менее сильные ученики шли к Илоне Анатольевне, кто послабее, включая «ашек», — к Розе Джураевне.

Наша менее многочисленная, но более способная группа состояла из десяти человек: я, Илья, Гаечка, Памфилов, Баранова, Заячковская, Райко, Кабанов, Попова, Белинская.

Илона Анатольевна никогда не опаздывала, являла собой образец немецкой пунктуальности и английской аристократичности. Светловолосая, высокая, поджарая, она и одевалась, как англичанка: жилеты, белоснежные блузы, брюки различных фасонов, иногда даже клетчатые.

Как только прозвучал звонок, Илона Анатольевна по-английски поздоровалась, спросила, кто дежурный и кто отсутствует. Заячковская ответила, что все на месте.

Сидели мы по одному, освободив для письменных опросов первые три парты в ряду у окна. Перед тем, как перейти к проверке домашнего задания, мы повторили звуки.

Раньше я не любил английский, потому что на нем не пропетляешь и нужно было серьезно готовиться: мы на каждом уроке получали оценки, много говорили, много писали. Лишь со временем я понял, какую великолепную базу в нас заложила Илона Анатольевна, и неплохим английским я обязан именно ей. Ну и, конечно — любви к иностранному року. Можно сказать, у меня английский песенный.

Задания учительница придумывала каждый раз новые, они не повторялись. Письменно отвечать она вызывала в основном интровертов и технарей — тех, для кого выступать публично было больно. Сегодня писали самостоятельную Илья, Кабанов, Белинская, Попова, Райко.

Так, значит, баттл — мы с Гаечкой против Барановой. Все против нас с Гаечкой.

Первым планами на будущее делился Ден Памфилов: он собрался хорошо учиться, по выходным подрабатывать сбором винограда, чтобы купить подарки на новый год родителям. Никто дополнительных вопросов ему не задал, а Баранова своих не топила. К своим относились Памфилов, Семеняк и иногда — Попова.

Затем чести быть выслушанным удостоился я. Раньше я без интонации рассказывал то, что зазубрил. Теперь же бояться мне было нечего, я раскрепостился и превратил свой рассказ в выступление о том, как важно иметь собственную комнату, заниматься любимым делом, и в моих планах — построить большой дом, где будут собираться друзья, а брат устроит мастерскую.