— Никогда!

— И войску твоему пришел конец, восстанут народы против тебя и сожгут всех драконов твоих.

— Ни за что!

Череп сломало пополам, янтарь выпал из глазницы. В потоках грязной кровавой воды, в осколках камней и железа показался маленький, горбатый и обезображенный буграми на лице человечек. Его неестественно толстые опухшие кулаки схватились за молот, пытаясь отразить смертельный удар.

— Конец пришел испытаниям народа, в гневе его твои дела прокляты стократно.

— Нет!

— Славить нас будут как героев, ибо борцы мы за свободу от тирании зла, а колесницы твои смоет чистой рекой.

— Не смоет!

— И всех страдальцев мы вспомним, и за всех доброе имя останется; тебе же, твари злобной, пасть в проклятьях и забвении суждено.

— Лепещишь надеждой, не бывать этому!

Брассика спустилась с верхнего яруса. Рудольф ударил головой в лоб Дрекавацу, и тот жалобно всхлипнул. Руки священника сами упали на шею Дрекаваца.

— Никогда ты не увидишь плодов своей злобы, зря только услаждался ими.

— Нет, — прошипел Дрекавац.

— И пущенные тобой металлические стрелы вернуться к твоим же тварям, и тебя лично поразят. И птиц всех железных мы собьем, и машины твои сгорят все до единого!

— Никогда, — мелкие глазки демона, спрятавшиеся в дремучих складках, налились кровью.

— Угли дождем прольются на твою обитель, и все твои обманы палящим ветром сдует.

— Нет…

Рудольф до хруста в пальцах сжал шею. Он понял, что действует из последних сил.

— Нет покоя у тирании зла. Дьявольскому началу пришел конец. Восстанет солнце мира.

Дрекавац не ответил.

— Ты уничтожен! — воскликнул Рудольф. Тело Верховного лорда обмякло, свалилось с рук священника в одну из луж, зашипело и выпустило смердящий газ. — Ты уничтожен!

Священник рухнул на пол.

Кислотные лужи, разлившиеся повсюду, громко пузырились. Гигантская машина, действовавшая благодаря тайному замыслу Дрекаваца, затихла, и поломанные части перестали биться, скрежетать, искрить и визжать. Пар исчез, бока цистерн накалились докрасна.

— Надо спасти Рудольфа. Как до него добраться? — ногу Брассики жгло от прикосновения с водой. Тогда на помощь бросился Маркус: он молнией проскочил к Рудольфу, взял его тело и так же быстро возвратился. Сапоги на ногах рыцаря прожгло до дыр.

— Отец Рудольф! — позвала Брассика. — Вы победили! Это победа!

Всё тело священника обгорело, и едва ли можно было найти живое место на нём. Щеки впали, а глаза от безумной боли уставились в потолок. Из уст слышалось только одно:

— В молодых греха нет. Предки предали молодых, не довершили начатое.

— Ты можешь излечить его? — спросил Маркус. — У тебя есть заклинание или зелье?

Рудольф дышал прерывисто, не смотрел ни на кого.

— Да нет у меня ничего! — вскрикнула отчаянная Брассика.

Из потолочной дыры показался рассвет: бледно-голубой, только подающий надежду, очертил горную цепь на горизонте.

— С молодых спросу нет. Прокляты те, кто оставил молодых, — агонизирующий Рудольф взялся за руку девушки.

— Отец Рудольф! Ну зачем вы так?

— Дружище, ну почему же ты не дал тебе помочь? — Маркус взялся за вторую руку Рудольфа.

— Молодые стада греха не несут, пастухи повинны в жертвах, — из последних сил произнес священник.

Затихли уста Рудольфа.

Маркус взглянул на Брассику. Её волосы повисли над телом священника, а с лица тихо падали горечные слёзы. Рыцарь прижал её к себе. Она не сопротивлялась.

Пожар охватил останки Дрекаваца. Взрывались бочки и трубы, стреляло огнем, крушились пошатнувшиеся стены. Маркус и Брассика продолжали сидеть над умершим другом, не обращая внимания не происходящее.

Рассвет нового дня, серебристый от своей бесконечной чистоты, согревающий и преображающий, неумолимо воцарялся над землёй.

Конец