Когда я его отпустил, у него сразу же изменились движения. Уже на знакомый мне бардовский манер он пригладил воротник, смахивая несуществующую пыль, потом поправил парик.

— Меня здесь быть не должно, хотя многие и так знают, — буркнул Виол.

— И Феокрит?

— И Феокрит… Кстати, а ты молодец. Если там, возле Солебрега, я думал, как тебя вытащить из всей этой заварухи, то здесь, в Моредаре, как бы уже мне не пришлось просить твоего заступничества. Видит Маюн, ты теперь герой.

— Маюн сейчас не только увидит, но и услышит тебя, — я с трудом сдерживал себя, чувствуя, что наконец-то нашёл того, на ком можно выместить всю злость.

На самом деле, это я себя ещё сдерживал. Будь я сейчас хоть наполовину таким, каким был Всеволод, висеть бы этому барду на виселице. Я не привык быть пешкой в чьих-то играх.

К сожалению, Виол тоже особо сильно северного варвара не боялся. Смердящий свет, да тут все от рук отбились.

— И всё же, громада, — бард покачал пальцем, — Мы как-то не договаривались, что тебя придётся прямо вытаскивать с того света.

— Как умею…

— Феокрит чуть заикой не стал, — Виол захихикал, снова принимая подобострастный вид слуги.

— Ты о чём?

Бард удивлённо спросил:

— А ты не помнишь?

Мой разъярённый взгляд заставил его поморщиться, и он только вздохнул:

— Ох, сияновы прелести, но почему вы мне даруете общение только с этим остолопом?

От возмущения я чуть снова не схватил его за воротник, как бард, мягко отстранив мою руку, продолжил:

— Феокрит признался, что за всю жизнь ни разу не видел, как едва ли не перекрученный магией в горящий фарш человек спокойно так поворачивает сломанную надвое голову и хрипит: «Не каждый поцелуй несёт сладость».

Эта информация меня тоже поразила, и даже забыл, что собирался устроить барду взбучку. Я попытался представить себе картину, но не смог.

— Я всё же думал, ты улучишь удобный момент в разговоре, вставишь эту южную мудрость…

— Так получилось, — хмыкнул я.

— Да уж, громада, добавил ты седых волос магистру пятого ранга. Это мало кому удавалось.

— Где Лука? Бам-бам?

Выйдя из-за угла, Виол поманил меня в небольшую аллейку, указав на приземистое здание в её конце:

— Идём в конюшню, сейчас всё объясню.

В конюшне, одной своей стеной вросшей в отвесную скалу, было довольно просторно. Зафырчали лошади, принюхиваясь к вошедшим гостям. В нос мне ударил запах свежей соломы и… кхм… ещё кое-чего свежего.

Бард остановился перед внушительной кучей навоза, сваленной прямо в проходе между стойлами, откуда выглядывали любопытные лошади. Загонов было довольно много, и они коридором уходили к дальней глухой стене.

— Ох, видит Маюн… да лучше б я не видел! Где этот Прохор? — Виол возмущённо закрутил головой, но тут дверца в одном из стойл открылась, и оттуда бодро вышел старичок.

Одетый в простую крестьянскую одежду, с лихой кепкой на седой голове, с клочковатой бородой, он тащил на вилах нехилый такой куль навоза, смешанного со старой соломой, и без особого уважения скинул его прямо под ноги барду. Ну точнее, на кучу, но пара катышков откатилась на ботинок Виола.

— Тута я, ваше благородие! Ах, извиняйте, у вас же энта… как его… констатация, так понимаю?

— Конспирация, ослиный ты крик, — буркнул Виол.

— Слуги, я так понимаю, всё про тебя знают? — вмешался я.

— Не все… а может, и все, — демонстративно сморщив нос, проворчал бард, — Они знают то, что им положено.

— Чевой положить-то? А-а-а, ну да, ничевоть мы и не знаем, — закивал старичок Прохор, опираясь на вилы, — Господин сказал «не знать», а мы чего? Дык мы и не знать!

Он вылупил на меня глаза, явно вознамерившись и дать описание такому большому гостю, но я, прищурившись, смерил его взглядом и кивнул. Старичок, видимо, мысленно оценил способность бросса к юмору и решил отделаться дежурным приветствием.

— И вам под солнцем не хворать, ваше великоброссье!

Бард, закатив глаза, лишь покачал головой и махнул мне двигаться за ним дальше.

— Не обращай внимания, громада, он же из срединных земель.

Я лишь пожал плечами, не особо понимая, что он имел в виду. Из срединных — это значило, где-то возле Раздорожья.

Старик же, почесав седую бороду, помахал вслед черенком вил:

— А энта ваша ёжолошадь срёт как… как… лошадь! — тут Прохор осёкся и задумчиво поскрёб затылок, сдвинув кепку и глядя на кучу навоза. Он явно пытался осмыслить, в чём же именно заключается его недовольство.