Потом, если перерастёт эту подростковую дурость, и сумеет трансформировать комплексы не в драки и тому подобную ерунду, а в карьерные достижения, он, может быть сделает недурственную карьеру. Но вряд ли.

— … шарага, — и Станислав длинно сплёвывает в придорожный бурьян, — на водителя отучиться. В армейке попроще будет, да и вообще — заработки…

— А… ну да, ну да, — киваю согласно, походя вставляя свои пять копеек о том, что успел поработать.

Но вообще, информацию о себе цежу через ситечко — благо, опыт переговоров разного рода за плечами богатый. Сперва — выпивка, которая, как известно, сближает, а информация о еврействе и прочем… после портвешка она чуть иначе пойдёт.

— Н-да… небогато, — дёргаю головой, оглядевшись в магазине.

— Ну а хули? — пожал плечами Илья, разглядывая товары и толкающийся в магазине народ с видом не то чтобы флегматичным, а скорее — фаталистичным, — Не Москва.

С какого хрена Чертаново не Москва, переспрашивать не стал, своя сермяжная логика в этом есть. Кто бы что ни говорил о городской черте, но такие вот кварталы, перекопанные траншеями, это, действительно, ещё не Москва…

Выбор в маленьком магазине-времянке соответствующий, для непритязательной публики из тех, которым преимущественно выпить и закусить. Отстояв небольшую очередь, состоящую, в большинстве, из страждущих граждан в спецовках, безо всяких проблем купили портвейн, а к нему — советскую классику — половинку батона, три сырка и «Бычки в томате». Нашлись и стаканы — изрядно заляпанные, они стояли в углу возле пыльной витрины, и являются, очевидно, общественным достоянием.

Устроились неподалёку, сунувшись было на зады магазина, но там уже своя компании, с… хм, блэк-джеком и дамой облегчённого социального поведения. Дама, не слишком ещё, кажется, старая, но изрядно засаленная, с некоторым недостатков зубов и переизбытком синяков, наслаждается вниманием кавалеров, завлекательно хихикая и матерясь через слово, успевая пить, курить и закусывать.

— За стакан даёт, — со знанием дела поведал низкорослый Алексей, он же Лёха, он же бычок, — Правда, на винт намотать — на раз-два!

Понимающе киваю — дама выглядит так, что с ней не то чтобы спать, но и, кажется, дышать одним воздухом рискованно. В вендиспансере, наверное, у неё давно персональная койка с именной табличкой, а медперсонал, вплоть до уборщицы и сестры-хозяйки привык к ней, как к детали пейзажа.

Дружки начали подкалывать Лёху насчёт «раз-два», интерпретируя это совершенно однобоко и похабно, тот привычно и довольно-таки беззубо огрызается. Ему, кажется, привычней отвечать словами «хули ты…» и ударом лба в переносицу, но это ж дружки! Вот и буксует мозг, с непривычки.

— Ну вот, — удовлетворённо оглядевшись вокруг, Илья прошёл через бурьян к грудам кирпича, успевшим рассыпаться и местами порасти травой, — хорошее местечко, и главное — никого пока!

Хорошее местечко за грудами кирпича было оборудовано столиком, то бишь катушкой из-под кабеля, и лавочками, представляющими собой рулоны толя с не слишком свежими картонками поверх. Насчёт «никого», это, наверное, какое-то чудо — ибо, если попытаться экстраполировать количество страждущего народа в спецовках на подобного рода «хорошие местечки», то, как мне кажется, здесь должна быть очередь, как в хороший бар.

— Ничего так, — оценил я, отчаянно кривя душой и внимательно глядя по сторонам в поисках подозрительных обрывков газет и прочих признаков минирования территории, и, к своему облегчению, не находя их, — зачётно!

— А то! — задорно отозвался Илья, приняв всё за чистую монету.

Впрочем, а чего бы не принять? На фоне бараков… да и в моей молодости, когда жили пусть в херовой, но в отдельной квартире, подобные места более чем котировались не только у нас, подростков, но и у взрослых работяг. В гараже — это уже изыски для интеллектуалов, где не просто хряпнуть между делом и поговорить за международную политику, но и поковыряться в железе, а в рюмочных у нас собирался народ откровенно криминальный — из тех, что плавают по самому дну.

Расстелив на катушке не очень свежую газету из тех бесцветных отраслевых, где, кроме передовиц и фотографий, ничего интересного нет, разложили еду и поставили бутылку. Станислав лихим жестом вытряхнул из рукава финку и свирепо вспорол консервы.

— Зоновская, — как бы между прочим сказал он, — кореша подогнали.

Цокаю уважительно языком — дескать, брэнд, да… и получаю на руки сперва легендарный холодняк, а потом и несколько бессвязные куски лекции, в которых перемешалась всякая ерунда о холодном оружии, зоне, крытках, греве и намёках на то, что он, Станислав, к чему-то и зачем-то причастен. Киваю, слушаю, но без особого фанатизма, чтобы не получить на свою голову цикл лекций на соответствующую тему, которые (не дай Б-г!) могут закончится предложением поближе проникнуться, так сказать, культурой…

— Ну… — на правах спонсора разлил портвейн по стаканам, радуясь уже тому, что он, портвейн, в магазине вообще был, а не то пришлось бы пить какой-нибудь «Солнцедар», проклятый самой Вселенной, — за знакомство!

— Всю жизнь, сколько себя помню, на Северах, — в ответ на вопрос выдаю тщательно дозированную инфу о себе, и, сделав паузу, мякишем батона промокаю жижку в консервной банке и сую в рот.

— А как оно там? — не утерпел Станислав, который, по-видимому, в своём воображении накрутил интересного, с лагерной спецификой.