— Гинзбургу позвони, — ответила мама после короткого раздумья.

— Он же под прослушкой? — вскинул брови отец.

— Тем более, — со значением ответила мама, еле заметно покосившись в мою сторону, на что я демонстративно закатываю глаза. Дальше они продолжили говорить на языке, полном недомолвок, оборванных фраз и прочей чепухи, призванной огородить дитятко, то бишь меня, от опасностей большого мира.

Наверное, все родители страдают этим… и не исключено, что я на их месте делал бы всё то же самое.

Они не то чтобы не воспринимают меня как взрослого, хотя отчасти так и есть, но скорее — оберегают. В прошлом у них немало тёмных пятен, а с недавних пор я начал подозревать, что и с родственниками мамы всё может быть ещё интересней, чем я полагал ранее.

В общем, вполне понятная осторожность, особенно с учётом подростковой импульсивности, свойственной мне, несмотря на серьёзный, казалось бы, жизненный опыт. Переспрошу что-нибудь на эмоциях чуть громче, чем нужно, или, переваривая полученную информацию и пребывая в глубокой задумчивости, ляпну что-то не то не в той компании. С учётом повышенного к нам интереса и коммунального бытия, последствия при таких ляпах будут неприятными, но совершенно предсказуемыми.

Поэтому — понимаю, всё понимаю… но это не отменяет ни моего сожаления, ни раздражения. Сколько такого, о чём говорить опасно и нельзя, канет в Лету? Просто потому, что в СССР опасно даже вспоминать…

После еды отец засобирался.

— На служебном автобусе подбросят, с мужиками договорился, — сказал он, снимая с гвоздя куртку и кепку, — всё меньше грязь месить.

Ещё раз быстро проверив, все ли документы при нём, отец выскочил на улицу.

— Ну, вот так… — зачем-то сказала мама, медленно сев на табурет. Впрочем, буквально через пару секунд она опомнилась и захлопотала, собирая со стола посуду.

— Вёдер надо будет купить, — озабоченно сказала она, — тазик ещё…

— Ты список составь, — отозвался я, — Хотя… давай запишу, пока возишься, а ты потом допишешь, что я позабыл, а чуть позже, к открытию магазина, подойду и куплю, что нужно.

— Ох, — всплеснула она руками, — я ж там даже не была! Вместе и дойдём, хорошо?

— Угу… — киваю, — я пока в сарай, разберу малость, ну и приберу хоть чуток.

В коридоре меня остановила соседка — та самая, с зобом, сразу вцепившись по своей привычке в рукав. Её как-то сразу понесло не в ту сторону, и, выслушав оторопело о болячках, склоках с соседями и о том, что погода с утра была плохая, а сейчас распогодилось, я вычленил наконец самое главное…

— … у меня полы скрипят и половицы у самого порога проваливается! Миша, когда вы с папой зайдете? Ты же обещал? Нехорошо…

Ну, в такие игры я научился играть задолго до того, как стал владельцем ветеринарной клиники. Клиенты, жаждущие всего и сразу, вываливающие странные претензии и предъявляющие не обещанные обещания, явление более чем, к сожалению, частое.

Ответив не менее сложно и запутанно, не забыв вплести завуалированные слова о том, что не нужно придумывать за нас то, чего мы не говорили, оставил её в коридоре, переваривать информацию. Судя по тому, как она зависла, озадаченно перебирая вхолостую губами, процесс этот затянется надолго.

' — Раунд за мной', — саркастически подумал я, уходя, незаметно покосившись на неё. По опыту уже знаю, что реванш, с попыткой залезть на голову, рассевшись там, и припахав нас в свою пользу, притом не на раз-два, а надолго, будет сегодня же вечером. По ситуации — либо через зудёж возле мамы, либо попытка жалостливо поистерить на людях, пробуя нас на прочность.

Соседка в этом ничуть не оригинальна. С поправкой на время, место и образование нечто подобное почти неизбежно в любом коллективе, а офис это, или барак, не суть важно, меняется только антураж, но не правила игры.

В сарае, кинув куртку на доски, начал потихонечку наводить порядок, прикидывая заодно, что нам может понадобиться в хозяйстве? Список выходит внушительный, но скорее в силу дефицитности всего и вся, когда хватать необходимо то, что есть, и потом уже, если нужно, совершать сложные обмены шифера на гвозди, гвозди на сапоги, а сапоги на путёвку в санаторий для нужного тебе дантиста.

Здесь, в Чертаново, если пройтись по обочинам, можно насобирать немало интересного для обмена, а связи налажены и у отца, и у меня отдельно, притом вполне приличные. В сочетании с руками, растущими не из задницы, варианты вырисовываются интересные.

Если бы не пригляд со стороны, развернуться можно было бы недурно. Не то чтобы мне это актуально… но опыт человека из другого времени, наложенный на здешний, позволил бы (при желании!) за пару-тройку лет обзавестись всем, о чём может только мечтать хомо советикус — то бишь кооперативной квартирой, машиной с гаражом и дачей.

Другое дело, что мне неинтересно существовать в здешних реалиях, и планы у меня совсем другие. Да и… не дадут, уже понятно.

— Эко вы… — кругленькая, приземистая бабка, закутанная в сто одёжек, смутно знакомая по вчерашнему застолью, остановившись возле открытого сарая, завела беседу без «здрасте», как это часто бывает у пожилых людей, — приехать не успели, и нате! Лавочку сгондобили!