Шрифт:
– Фух! Открылось… Залезайте первой, я подсажу вас.
– Нет, я не полезу! У меня нехорошие предчувствия. Давайте просто уйдем.
– Тогда ждите здесь. Я мигом!
Он подтянулся на руках, перемахнул через подоконник и подошел к шкапу.
На пяти полках толстые тома в переплетах из потемневшей кожи соседствовали с современными брошюрами, коими публицисты всех мастей завалили Москву.
«Поди же ты, сочинения г-на Самарина. Не поскупились, сыпанули золота на обложку. Хотя для трактата о заговоре иезуитов против России и бумаги-то жалко», – литературный критик, мирно дремавший в Мармеладове во время его расследования, неожиданно проснулся и начал брюзжать, и хорошо еще, что не вслух, а мысленно. – «Что тут еще? Леонтьев, „Византизм и славянство“ – не читал, но это, пожалуй, к лучшему. А вот Гильфердинг и его „Судьба прежних славянских государств“. Хомяков, Киреевский и, да, Аксаковы, куда же без них. Великий собор славянофилов! Самопровозглашенные спасители империи от всего европейского, а заодно с тем, от всего нового и прогрессивного. Честное слово, они напоминают стареющего мужичонку, который кутается в изъеденную молью епанчу давно помершей бабушки, в надежде, что это вернет его в безмятежное детство…»
Тут он взглянул на нижнюю полку шкапа.
– Здесь дощечки! – сказал сыщик громким шепотом.
– Шкап заколочен?
– Нет, это старинная летопись с деревянными страницами.
– Что в ней написано? – Крапоткина повисла на подоконнике и с любопытством заглядывала в павильон.
– Не могу разглядеть. Сейчас достану на свет… Заперто! И замок такой, что язычок не подденешь. Ладно, пойдем другим путем…
Снял пальто, прижал к стеклу и разбил его локтем. Осколки звякнули, посыпались, но в целом вышло негромко.
– Только бы пальцы не порезать, – он осторожно вытащил три деревянные таблички, размером чуть шире обычной книги. – Та-а-ак… Глаголица. Или шифр какой-то? Буквы поистерлись, ничего не разберешь… Надеюсь, эта штука дорога внукам Сварога. Заберем с собой. За ней Глебов приедет. Спускайтесь и держите наши трофеи, а я пока перелезу.
Мармеладов спрыгнул на вытоптанный снег под окном, отряхнул пальто от крупинок стекла и надел. Потянулся за дощечками.
– А ну-ка, живо вертайте назад чего покрали!
Анна вскрикнула от неожиданности. Злющий сторож подкрался со стороны особняка, а с ним еще двое. И все, как назло, с ружьями.
– Врасплох застали. Молодцы, нечего сказать, – шепнул сыщик и перешел на французский, надеясь, что среди лапотников этот язык не знает никто. – Inutile de resister. Nous sommes a dix pas. Meme si dans le meme temps nous attaquons, nous avons une grande chance de frapper a deux, le troisieme temps de tirer. Et sur une telle distance il est peu probable de rater [19] .
19
Бесполезно сопротивляться. Мы в десяти шагах. Даже если одновременно набросимся, и нам настолько повезет, что провалим двоих, третий успеет выстрелить. И на таком расстоянии вряд ли промахнется (франц.)
– Que devons-nous faire? – губы не дрожали, Анна не боялась или делала вид, но говорила беспечно, будто спрашивала совета, покупая шляпку. – Il suffit de donner a ces placage et de s’en aller? [20]
– Ce n’est pas le fait de nous devaloriser. Ces assassins ne veulent que nous trainer devant le marbre de l’autel et nous bruler, sans attendre personne [21] .
– Alors comment allons-nous agir? [22]
20
Что же нам делать? Просто отдать эти деревяшки и уйти? (франц.)
21
Не факт, что нас отпустят. Этим убийцам ничего не стоит дотащить нас до мраморного алтаря и там спалить, не дожидаясь хозяина (франц.)
22
Тогда как мы будем действовать? (франц.)
– Gagner du temps, jusqu’a ce que l’occasion se presente [23] .
– Tu y arriveras? [24]
Привратник нервно переступил с ноги на ногу.
– Вы энто прекращайте! Говорите так, чтоб я понимал. А то пальну без упреждения… Что забрали из домика?
– Лубки, – Мармеладов поднял доски над головой, чтоб все их разглядели.
– Какие ж то лубки? – удивился один из сторожей. – Картинок нет, токмо закорючки…
– А он, Сёмка, изрядный враль, – сплюнул привратник. – Давеча брехал, что тайный советчик. Хех! Нешто ж мы советчиков не видали? И тайных, и действительных. Ни у кого худого брюха не водится. Такое лишь у прощелыг бывает. Слышь, тайный, ты энто… Бросай дощечки на землю.
23
Тянуть время, пока удобный случай не подвернется (франц.)
24
А он подвернется? (франц.)
– Нельзя, – вздохнул сыщик. – Сыро очень, и грязи полно. Моментально испортятся доски, а барин ваш осерчает.
– Что нам барин?! – хмыкнул третий слуга. – Повизжит свиньей и успокоится. Не выгнет же спину розгами, в сам-деле.
– А коли барыня узнает? – грозно спросила Анна.
Удали у сторожей поубавилось, они скомкали ухмылки и засунули глубоко за пазуху.
– Ладно, Сёмка… Поди и отыми лубки.
– А можно заодно по харе съездить?
– Чего ж нет?! Валяй.
– Уж наваляю, не сумлевайся, – глумливо осклабился слуга.
Он сделал пару шагов, выставив ружье перед собой.
– Берите, берите! – Мармеладов сложил дощечки горкой и вытянул руки, словно встречая дорогого гостя хлебом-солью. – Не менжуйтесь, я же вас не укушу.
И прибавил, даже не посмотрев на свою спутницу:
– Quand il arrive a portee de tir, cache toi derriere mon dos [25] .
– Эй, ты сызнова? – взбеленился сторож. – Вот я тебе…
Сыщик резко отпрыгнул вправо, напугав Сёмку, и оказался аккурат между ним и злыднем, мешая тому стрелять. Слуги дернулись вперед и вбок, на ходу щелкая затворами. Мармеладов швырнул деревяшки в снег, нисколько не переживая об их сохранности. Еще один прыжок. Вырвал ружьишко из вялых пальцев остолбеневшего лакея, завернул ему руку назад, вынуждая скрючиться от боли, и снова поставил на линию огня. Анна подхватила дощечки и юркнула за этот живой щит.
25
Когда он подойдет на расстояние удара, спрячьтесь за моей спиной (франц.)