– Не!

Почтмейстер перенес кружки и тарель с закуской на круглый стол в середине комнаты. Железный барабан с мраморной крышкой, такой невозможно расколоть или сжечь в пьяном угаре. Скамеек или стульев, равно как и другой мебели, в портерной не было.

– Тоже удовольствие… Стоя пить, – ворчал Митя, погружая усы в пену.

Сыщик огляделся. Пустые стены, без единой картинки – нет даже традиционных для любого питейного дома иллюстраций из журналов, пришпиленных кнопками. Лужи на полу, в которых плавают рыбья чешуя и окурки папирос. Хмурый трубочист. Простуженный чиновник поминутно сморкается в два пальца и вытирает их о штаны, стараясь делать это как можно незаметнее. Купец второго, а пожалуй, даже третьего разбора, уныло уперся локтями в каменную столешницу и раскачивается из стороны в сторону.

– Они нарочно сделали обстановку неуютной, – резюмировал Мармеладов. – Так ты больше пива закажешь.

– От тоски что ли? – фыркнул Митя.

– Вроде того. Чистая психология. Сядешь ты, спину расслабишь. Ноги вытянешь, а если есть скамеечка, как в «Павильоне» на Патриарших прудах, то и взгромоздишь их повыше. Будешь неспешно потягивать «Баварское». А здесь, не чувствуя комфорта, да на ногах – вон, гляди, в три глотка осушил кружку. И сразу за вторую принялся.

– Так ведь мы сейчас просто торопимся, вот я и усердствую… А так бы не спешил. К тому же в «Павильоне» я против здешних двух, могу три кружки выкушать. Ресторации с этого выгоды больше.

– А вот и нет. Ты у них просидишь час. Кресло занимать будешь. Зайдут в это время иные клиенты, им скажут: «Занято тем усатым господином, простите великодушно». В итоге за час только три кружки и продадут. Здесь же ты употребишь за четверть часа и пойдешь либо за добавкой, либо восвояси. Новый пьяница встанет на твое место. Выходит за час восемь кружек против трех.

– И все это только потому, что задницу некуда усадить?

Почтмейстер запрокинул голову, допивая пиво. Промокнул усы рукавом. Покосился на жабу за стойкой.

– Ох, плутня! Хорошо придумала. А чего же тогда столик маленький поставила? Вот сейчас все места заняты, куда те двое сунутся? – он повел бровями, указывая на мастеровых, вошедших в пивную. У одного фартук был весь в ошлепках засохшей глины, у другого перемазан красками. – Готов спорить на любой заклад, что это сыновья Крысина из артели. Помнишь, вывеску неподалеку?

– Кисина, – поправил сыщик. – А со столом ты не прав: эта затея еще интереснее. Публика сюда заваливается грубая. Вот сейчас гончары к стене отойдут, по кружечке выпьют, и оттуда будут буравить застольников злыми глазами. Кто послабже нервами – испугается, ведь эта парочка захочет добавки, а во хмелю и поколотить может. Поэтому, когда они к жабе потянутся, сопливый мигом сбежит, да и купец, пожалуй, к дверям кинется. Смотри-ка, даже у доктора нашего коленки дрожат. Возился у стойки с газетами, а как зыркнули на него Кисины – ретировался.

Вятцев и впрямь струхнул, но желая сохранить лицо, сделал удивленный вид и помахал разлохмаченным журналом.

– Удивительное открытие, гос-спода! Не чаял обнаружить тут подшивку «Летающих листьев». Зачем их выписывают? «Живописное обозрение стран света» или «Зритель» – это я могу понять. А «Листья»… В портерной сплошь рожи-то наши, а журнальчик на немецком языке!

– Там картинки веселые. А карикатуры наш народ и без перевода понимает, – подмигнул Мармеладов. – Особенно про Бисмарка. И еще на Земляном валу полно немецких инженеров, негоциантов – хотя эти вряд ли в такую дыру пожалуют, – и фабричных бригадиров.

– О, снова немцы! – оживился Митя, чувствуя прилив пивной удали и раздумывая, не заказать ли третью кружку. – Может все-таки имеют они отношение к Зодияку?! Просто мы чего-то не ведаем, оттого и не понимаем…

Толкучка у стола расступилась. Чинуша, как и было предсказано, дал деру, а купец просто подвинулся к трубочисту. Оба скрипнули зубами, когда их рукава соприкоснулись. Но досада в этом скрипе прозвучала разная, – одному покой нарушили, а другому придется сажу оттирать, так сразу и не угадаешь, для кого неудобства вышло больше.

Гончары хмыкнули. Звякнули. Ополовинили. Достали из карманов печеные яйца и огурчики.

– А вы, смотрю, в этой портерной частые гости, – ухмыльнулся почтмейстер. – Знаете, что закуска тутошняя – дрянь.

– Так здесь и пиво не лучше, мил-человек, – отозвался тот, чей фартук вымазан в глине.

– Никшни, брательник! – одернул его красильщик. – Ежели водой не разбавлять, так любое пиво – диво. Даже калужское.

– С калужским это уж ты хватил. Но я у Нифонтовны и глотка бы не выпил, коли за это деньги пришлось бы платить. А на халяву и уксус сладкий.

– Это как же – на халяву? – заинтересовался купец.

– Никак! – цыкнул на него гончар.

– Да понятно как, – сыщик кивнул на входную дверь. – Вывеску вы лепили? Отлично вышло, рак прямо настоящий, кажется, что усами шевелит. А расплачивается хозяйка пивом. Думаю, и закуска вам за так достается. Это же ваши тетки торгуют? Или бабушки? Чужих хозяйка давно от порога погнала бы, а этих не трогает. Стало быть, либо делятся с ней прибылями – но что там делить с копейки-то? – либо уговор такой: не трогать старух.