— Простите, я позвоню с вашего телефона по междугородке? Я денег положу рядом с телефоном.

Галина Ивановна кивнула. И вдруг спросила дочь:

— Как же всё так случилось?

— Галина Ивановна, не заставляйте Милу ещё раз переживать весь этот ад. Вы ещё не единожды услышите эту историю. Сейчас вернусь и поговорим.

Он нашёл телефон в Милиной комнате. Тот стоял на столе среди красок. Следователь припомнил код города и наиграл на кнопочках мелодию телефона следственного отдела. Гудок.

— Да!

— Леонид Аркадьевич, Палашов.

— А, здорoво, Евгений Фёдорыч! Ты где пропал? Хотел уже с собаками искать.

— Я сейчас в Москве.

— Эко тебя занесло! Чего ты там делаешь?

— Завтра утром я как штык на месте. Там и отчитаюсь.

— Пацана твоего уже вскрыли. Нож прошёл насквозь левый желудочек. Двусторонний разрез. Рана, несовместимая с жизнью. Только вот угол раны странный какой-то.

— Разумеется. — А про себя подумал: «Моего! Да уж!» — Это не Глухов его ударил.

— Ага. То-то я говорил, что-то здесь не так.

— Да. Вы правы.

— Ну, давай, резвее возвращайся. А то дел невпроворот. Утром жду у себя. До завтра!

— До встречи!

Евгений Фёдорович вытащил из заднего кармана кошелёк и бросил сторублёвую бумажку на стол рядом с телефоном. Потом он быстро прошёл на кухню и услышал:

— Маше мы обязательно поможем. Я сегодня позвоню папе…

Женщины сидели за обеденным столом. На рабочем столе закипал белый электрический чайник. Перед ними стояли три разноцветных чашки в мелкий белый горошек.

— Спасибо, я позвонил, — перебил мужчина.

— У меня супа нет. Я же не знала, что вы приедете. Так что — чай и бутерброды.

— Буду признателен, — ответил Палашов. — Галина Ивановна, с Милой мы уже об этом говорили, вы должны немедленно записать её к гинекологу. Вам нужна справка для суда. Пусть её посмотрят парочка врачей и дадут заключение. Ну, там, о разрыве девственной плевы и так далее. Они разберутся. Главное, что Себров не подвергался никакому насилию со стороны Милы. И обязательно предупредите их, что вероятна беременность. Они должны быть осторожны. Вы хотите сохранить ребёнка. Ясно?

— Кто это решил? — удивилась Галина Ивановна.

Палашов многозначительно посмотрел на Милу, и она ответила:

— Я, мама, я. Я хочу этого ребёнка.

— Доча-доча… — вздохнула мать.

— Идите! Звоните! А мы с Милой пока бутербродов нарежем. Да, Мил?

Мила вымучила улыбку на распухшем от слёз лице. Галина Ивановна посмотрела то на одного, то на другого, и вышла с кухни. Палашов налил в чашки кипятка. Мила вытащила из навесной полки с деревянной дверкой коробочку с чайными пакетиками и закинула три в чашки.

— Сахар? — спросила она.

— Одну ложку, — ответил он, доставая из хлебницы белый хлеб.

Он присел на табурет, наблюдая за её движениями, пока она ставила сахарницу обратно в полку. Даже её свободная одежда не могла утаить природной грации. Ему захотелось вдохнуть воздух возле её макушки, почувствовать её близость.

— Дай нож, я хлеб порежу!

Она достала из ящика нож и положила перед ним. Сама отправилась к холодильнику и вынула оттуда варёную колбасу и сыр. Он встал и начал резать хлеб.

— Ты что, просила маму пожарить грибы?

— Да. — Она пахнула на него ароматом, кладя на стол съестные находки.

— Как себя чувствуешь?

— Пока жива.

— Это очевидно. Есть хочешь?

— Немного.

Евгений Фёдорович выкладывал колбасу на хлеб.

— Ловко у вас получается по хозяйству.

— Многолетняя тренировка.

Зашла Галина Ивановна.

— Всё, записала на завтра, на утро.

— Отлично, — прокомментировал мужчина, устилая сыром последний свободный на большой тарелке кусок хлеба.

— Да вы уже всё приготовили?

— Да. Садитесь. Пьём чай и разбегаемся. Мне надо ехать. Полно дел.

Галина Ивановна села спиной к окну, обрамлённому в полупрозрачные дымчатые шторы с крупными розовыми цветами.

— Спасибо, что привезли Милу.

— Мне было это приятно, хотя и нелегко.

— Конечно. У вас полно дел.

— Нет. У нас с ней полно тараканов.

Галина Ивановна сделала вид, что поняла, о чём идёт речь. Все замолчали. Сосредоточенно жевали бутерброды. Палашов закончил первым и, наблюдая, ждал, когда управятся женщины. Даже поедание бутербродов выходило у них весьма изысканно и неторопливо. Когда Мила наконец-то домучила бутерброд, следователь сказал: