Но трезвая часть продолжала контролировать ее. Она пошла довольная тем, что была босиком — это позволяло ей двигаться почти бесшумно — к телефону. Подняв трубку, она набрала девятнадцать — номер спальни Марти. Один гудок, затем второй. Она молила Бога, чтобы он поскорей проснулся. Резерв ее самоконтроля, как она знала, строго ограничен.

— Давай, ну давай же… — шептала она.

Сзади нее послышался звук — тяжелые шаги, давящие стекло на мелкие части. Она повернулась — перед ней в дверном проеме стоял кошмар с ножом в руке, через его плечо свешивалась собачья шкура. Трубка выскользнула у нее из рук и паника полностью завладела ей.

«Говорила я тебе, — завопила она внутри Кэрис. — Говорила!»

Во сне Марти звенел телефон. Ему снилось, что он проснулся, поднял трубку и стал говорить со смертью на другом конце провода. Но звон продолжался, даже когда он кончил говорить, до тех пор, пока он не очнулся от сна, отыскал трубку и никого не услышал на том конце.

Он положил трубку обратно на рычаг. Звонил ли кто-нибудь вообще? Наверное, нет. По крайней мере, сон не стоил того, чтобы возвращаться к нему — его беседа со смертью была полной дребеденью. Скинув ноги с кровати, он натянул джинсы и был уже в дверях, протирая глаза, когда снизу донесся звук раздавливаемого стекла.

Мясник нагнулся, чтобы схватить Кэрис, сбросил шкуру с плеча, чтобы облегчить работу. Она увернулась от него один раз; второй. Он был громоздкий, но она отлично знала, что если он поймает ее, все будет кончено. Сейчас он был между ней и входом в дом, и она была вынуждена маневрировать по направлению к задней двери.

— Я бы не выходил отсюда… — посоветовал он. Его голос, как и запах, состоял из сладости и гнили. — Это небезопасно.

Его совет был наилучшим предупреждением для нее. Она обогнула стол и выскользнула через открытую дверь, пытаясь перепрыгнуть через осколки стекла. Она даже ухитрилась захлопнуть дверь за собой — отчего еще больше стекол попадало и разбилось, — и теперь она была уже вне дома. Сзади дверь распахнулась с такой силой, что она должна была бы слететь с петель. Теперь она слышала шаги собачьего убийцы за спиной — от них дрожала земля — идущие за ней.

Головорез был медлителен — она была проворна. Он был тяжел — она была легка, почти незаметна. Вместо того, чтобы бежать вдоль стены дома, что в конце концов привело бы ее опять к передней двери, где газон был освещен, она ринулась подальше от дома, моля Бога, чтобы этот зверь не увидел ее в темноте.

Марти, спотыкаясь, спустился по лестнице, все еще стряхивая с себя остатки сна. Холод в холле заставил его окончательно проснуться. Он отправился в кухню, откуда шел сквозняк. У него оставалось несколько секунд на то, чтобы увидеть стекло и кровь на полу, прежде чем Кэрис начала кричать.

Откуда-то, из какого-то невообразимого места, донесся чей-то крик. Уайтхед слышал голос, девичий голос, но затерянный в пустыне он не смог опознать его. Он не представлял, как долго он рыдал здесь, наблюдая за проклятием, появляющимся и исчезающим вновь, — казалось вечность. Его голова была полностью пуста, горло охрипло от стонов.

— Мамулян… — взмолился он вновь, — не оставляй меня здесь.

Европеец был прав, что не хотел идти в это Никуда один. Хотя он сотни раз безрезультатно молился об избавлении от этого, сейчас иллюзия начала смягчаться. Плитки кафеля, как стеснительные белые крабы, вернулись на свое место под его ногами; тяжелый запах собственного пота ударил ему в нос — более приятный запах, чем когда-либо чувствуемый им. Сейчас Европеец был перед ним, словно никуда не исчезал.

— Мы поговорим, Пилигрим? — спросил он.

Уайтхед дрожал, несмотря на жару. Его зубы стучали.

— Да, — ответил он.

— Тихо? С достоинством и вежливостью?

Опять:

— Да.

— Тебе не понравилось то, что ты видел?

Уайтхед провел пальцами по бледному лицу, и когда большой и указательный палец нашли переносицу, он сильно сжал ее, словно хотел прогнать видения прочь.

— Нет, будь ты проклят, — сказал он. От образов нельзя было избавиться. — Ни сейчас, ни потом.

— Может быть, мы поговорим где-нибудь в другом месте, — предложил Европеец, — у тебя нет комнаты, где мы могли бы отдохнуть?

— Я слышал Кэрис. Она кричала.

Мамулян на мгновение прикрыл глаза, улавливая мысля девушки.

— С ней совершенно все в порядке, — сказал он.

— Не трогай ее. Пожалуйста. Она — это все, что у меня есть.

— С ней ничего не случилось. Она просто обнаружила часть работы моего друга.

Брир не просто содрал кожу с собаки, он выпотрошил ее. Кэрис поскользнулась на отвратительных внутренностях, и крик вырвался у нее раньше, чем она смогла остановиться. Когда его отзвуки затихли, она расслышала шаги мясника. Кто-то бежал к ней.

— Кэрис! — это был голос Марти.

— Я здесь.

Он нашел ее, уставившуюся на ободранную голову собаки.

— Что это за херня? — рявкнул Марти.

— Он здесь, — сказала она. — Он гнался за мной.

Он прикоснулся к ее лицу.

— Ты в порядке?

— Это просто мертвая собака, — ответила она. — Я просто испугалась.

Когда они возвращались в дом, она вспомнила сон, от которого она проснулась. Там был безликий человек, идущий по этой самой лужайке — не шли ли они сейчас по его следам? — его подошвы были в дерьме.