Шрифт:
— А зачем ждать? — поинтересовалась Лана.
— Вот увидишь, — кивнул Дейл. — Сны никогда не ошибались. Гарри, тебя-то я нашел, разве нет?
На несколько секунд воцарилось молчание. По крайней мере, между теми из присутствовавших, у кого было всего по две ноги — сновавшие среди гнилых фруктов тараканы по-прежнему пели свою суетливую, шелестящую песнь.
— Давай-ка расставим приоритеты, — сказал, наконец, Гари. — Скажу очевидное: будет нелегко. Нужно как можно быстрей отыскать Норму и свалить из Ада на хуй. При этом надо умудриться не попасть в лапы могущественного демона, который хочет сделать меня своим рабом. Уверен, по дороге мы столкнёмся с мерзейшей, невообразимой хренью, от которой и душа зарубцуется, однако надеюсь, что выберемся живьём.
Все замолчали. Лана прижала забинтованную кисть к груди и хмыкнула:
— Какая зажигательная речь. Мне прям получшело.
11
Норма сидела в темноте, которая казалась коконом в ещё больше тьме. Если чувство времени её не обманывало, прошло уже много часов, и впервые в жизни она не видела совершенно ничего. Слепота её угнетала. Она молила об исцелении. Она жаждала увидеть хоть что-то, даже демона или его подручного — того самого, у которого несёт изо рта, как у человека с больным желудком. И хотя мир зрячих людей был для неё тайной за семью печатями, она видела то, что им не дано: повсеместных фантомов, их исполненные нуждой и прогорклыми страстями лица; призраков, оставлявших после себя голодный шлейф — он осыпался с них, точно пыльца перезрелых цветов, которые отказывались увядать и рассыпаться на прах.
До теперешнего момента Норма считала эти чудеса более чем достаточной компенсацией. Пока у неё были её призраки, зрячим людям, разгуливавшим по улицам города, она не завидовала. Но вот не стало даже призраков. Норма слышала пыльный шёпот, и она знала, что это верный знак их присутствия, но, сколько бы она их ни звала, как бы ни просила явиться, фантомы игнорировали все её просьбы.
— Ты здесь одна, — сказал киновит.
Норма вздрогнула. Она не услышала, как он вошёл. От этого ей стало не по себе. Обычно она нутром чуяла чьё-то присутствие. Но демон вёл себя тихо. Слишком тихо. А ещё он вонял. Господи всемогущий, как же он смердел! Помимо прочих подарков, слепота наградила Норму чувствительностью к тончайшим нюансам запахов, и от киновита разило так, что нос выкручивало. Несомненно, это существо было демоном и якшалось с себе подобными — от него разило запахом, включавшим в себя всю палитру их миазмов. Среди них чувствовалась и кровь, покрывавшая инструменты пыток и насквозь пропитавшая мясницкий фартук твари.
Но сильнейшее из зловоний было ещё и самым старым — то был аромат преступлений демона. Норма чуяла и другие запахи. Какие-то она узнавала (ладан, книги, пот), но с названиями для большинства она не находилась.
Киновит к ней почти не обращался и заговаривал только затем, чтобы напомнить, какой он эксперт по части страданий, и как она в этом непосредственно убедится, если хоть чем-то его побеспокоит. Он обещал ей бесславную смерть, лишь когда окончательно истощит её разум и нервные окончания — «тогда, и только тогда», твердил он. Как будто она и так об этом не знала.
Так что она сидела и не шевелилась.
Норма сидела в своём чёрном коконе и изо всех сил старалась оттеснить ужасы и вспомнить что-то приятное: лицо счастливого призрака, который только узнал, где найти своих близких; счастливые часы, которые она провела с Гарри за бутылкой бренди, хохоча над какой-то безумной историей из их общего арсенала. Но почему-то эти воспоминания не приносили её никакого удовольствия. В желудке образовался тяжелый камень, и он не позволял ей улететь в прошлое.
Поэтому Норма даже обрадовалась, что демон, наконец, снизошел почтить её своим присутствием, и простила ему даже смрад, безжалостно набросившийся на органы её чувств. По крайней мере, это помогло ей развеять скуку.
— Детектив и его шайка отщепенцев придут за тобой, — молвил киновит. — Я сохраню тебе жизнь. Вопреки протестам, твой друг уже приступил к освидетельствованию моих деяний.
А затем, без лишних предупреждений, он ударил её в живот. Норма сложилась пополам. Не в силах разогнуться, она ловила ртом воздух. Не успела она перевести дыхание, как демон врезал ей по лицу — левой, правой, левой, и каждый удар звучал в её голове оглушительным взрывом. Повисла секундная пауза, а потом киновит схватил Норму за плечи, рывком поставил её на ноги и швырнул о стену. Из легких женщины выбило весь воздух. У неё задрожали колени, и онемевшие ноги едва не подкосились. Она начала сползать вниз по стене.
— Нет, — сказал демон. — Стой.
Правой рукой он схватил её за шею, а левой принялся осыпать ударами: точно молотком прошёлся он по её печени, сердцу, почкам, грудям, кишкам, промежности, а затем обратно вверх, к сердцу — удар, второй, третий, и снова вниз, по тем же, измученным, ноющим от боли местам.
Киновит наслаждался своими действиями, в этом Норма не сомневалась. Даже теперь, когда она едва цеплялась за сознание, какая-то её часть не переставала изучать язык тела — на миг демон отступил назад, чтобы усладиться зрелищем слёз и муки на её окровавленном, распухшем лице, и Норма отметила в его тихом дыхании удовольствие.
Она чувствовала, что киновит рассматривает её, ощущала едва различимое давление его взгляда. Норма знала, что он упивается её страданием. Она сплела воедино все оставшиеся в её душе ниточки силы и проглотила слёзы, чтобы лишить чудовище удовольствия. Её упорство выведет его из себя, и эта мысль придала ей сил.
Норма закрыла рот и уговорила нити силы подтянуть вверх уголки её губ — на лице у неё заиграла улыбка Джоконды. Глаза она тоже закрыла — веки опустились, сокрыв от демона её слабость. Не будет больше ни слёз, ни болезненных воплей. Нити натянулись и зафиксировали выражение её лица. Оно превратилось в маску, и что бы Норма не ощущала, оно пряталось за этой личиной, вне досягаемости демона.