Шрифт:
– Обезболить?
– отзывается сонно.
– Температура поднялась.
– Так и знал... через десять минут буду.
Поднимаюсь, треники натягиваю и зажигаю настенный светильник. Присев около Лены на корточки, одеяло с нее снимаю, она тут же протестующе возиться начинает. Мурашками покрывается, трясется вся.
– Холодно... мама... закрой окно...
Пиздец.
– Лена...
– касаюсь ее плеча, немного сжимаю.
– Лена, проснись... капельницу поставить надо.
Открывает глаза, смотрит на меня, словно не узнает, потом по сторонам осматриваться начинает.
– Где мама?
– Капельницу поставить надо...
– повторяю тише.
После трех негромких стуков в комнату заходит Иван со штативом. Установив его около изголовья, протягивает мне градусник.
– Померьте, Ян Викторович.
– Тридцать девять, я и так чувствую. Может, в больницу?
– Послушаю сейчас...
Садится рядом и задирает ее футболку. У меня в груди словно клубок змей шевелится от того, что он видит и трогает ее.
– Что там?
– Хрипы есть, но не критично... Давайте, прокапаем и посмотрим на реакцию организма...
– Иван... Слышь, Иван...
– склоняюсь на ним.
– Если, не дай Бог, ей хуже станет, я с тебя голову сниму.
Мужик пугается. С иглой около ее вены замирает.
– Если не поможет, увезете в реанимацию, сейчас нет необходимости.
– Я предупредил.
– Я услышал.
Пока капает лекарство, он сидит рядом и держит ее руку, я стою над ними. Лена время от времени мечется, мать свою вспоминает, в какой-то момент даже имя свое слышу.
– У нее бред?
– Она все еще под действием снотворного, ну и... да...
После капельницы заставляю его витамины ей вколоть и выгоняю из комнаты.
Через полчаса температура начинает падать. Облегчение, которое я испытываю, выступает на коже холодной испариной. Она успокаивается и крепко спит.
Я, не раздеваясь, ложусь рядом. Пытаюсь разум свой включить, активизировать здравый смысл, чтобы спалить к чертям полгорода.
Утром температура снова ползет вверх.
Лена белее подушки, на которой лежит ее голова. Синие круги под глазами, слабое дыхание.
Стою над ней и каким-то, нахер, чудом вижу это, потому что перед глазами алая пелена. В груди котел ярости, и жажда крови вытягивает жилы.
Даже прикасаться к ней не хочу, боюсь вред причинить - так плохо себя контролирую.
Слышу щелчок дверного замка и, обернувшись, встречаюсь взглядом с Адамом.
– Выйди.
– Не гони, брат.
– говорит, бросая взгляд на разметавшиеся белокурые волосы.
– На счет меня ты мимо.
– Выйди, я сказал!
– рявкаю приглушенно.
Тот даже ухом не ведет. Смотрит исподлобья, но прямо в глаза.
– Я бы не пошел против тебя. Ни при каком раскладе.
– проговаривает тихо, но уверенно.
– И меня ебать как волнует, что ты меня чмом считаешь.
– Я просил тебя присмотреть за ней. Присмотреть за девчонкой на закрытой, блядь, базе!
– Не досмотрел. Признаю, мой косяк.
– Тебе повезло, что она жива... иначе...
– Выдыхай, брат.
– поднимает обе ладони.
– Не забывай, кто ты, не теряй голову.
– А я помню, и тем, кто против Лютого пошел, тоже забыть не позволю.
– Они вспомнят, Ян... обещаю. Но, - кивок в сторону кровати, - ты же понимаешь, что ей здесь не место?.. Около тебя ей не место.
– Не трогай ее. Еще одно слово, Адам, я не посмотрю, что ты брат...
Глава 35
Хуже всего было в те самые первые сутки, когда поднялась температура. Кажется, я бредила. Мне снились кошмары, и снилась мама. Такая, какой я ее помнила в детстве. Она хлопотала по дому и все время меня ругала. То за незаправленную кровать, то за несделанные уроки.
А я все время плакала и оправдывалась, потому что до липкого ужаса боялась, что она разлюбит и уйдет от меня.
Когда от немых рыданий заканчивался воздух в легких, я видела взгляд Лютого. Он смотрел на меня пристально, напряженно. Словно приказывал держать себя в руках и не истерить.
Я успокаивалась. Понимала разумом, что это сон или бред, но проснуться никак не получалось.
Постепенно становилось легче, и я стала возвращаться в реальность. Обычно в те моменты, когда ставили капельницу или укол.