Шрифт:
— О, этому ушлёпку снова повезло! — с недобрым торжеством провозгласил колдун. — Еши в Крим прорвались. Вот только что, словно заказывали! Так что не вижу смысла мариновать его до патруля. Пусть идёт и еши своим языком донимает. А не покажет себя — позволю белоголовым его повесить. Лично Хаспину вручу, если что-то останется.
Сид щёлкнул пальцами и сунул Роваджи какую-то тряпку, чудесным образом возникшую из ниоткуда. То была новенькая и абсолютно чистая синяя рубашка.
— Живо надень. Ристан, что с оружием?
Наставник протянул простенькие ножны.
— Сабля. С рапирой без шансов, а прочее слишком короткое. А уж сабля, если до цели доберётся, рвёт и кромсает. Только мало чем она поможет, если он нарвётся на…
— Плевать! — отмахнулся рыжий. — Твоё время вышло. Одевайся, хватай оружие и за мной.
Ро нехотя расстегнул ремни портупеи, стянул свой куцый полукафтан, затем рубашку. Увлечённый боем, он не задумывался, зачем ему учиться ставить блоки и предугадывать невидимые скачки. Теперь же вопросы наводнили голову. Неужели пресловутые еши умеют фехтовать или обладают магическими способностями? Наверное, стоило об этом…
— За что тебя так? — спросил Ристан, взглянув на не раз сечёную спину.
— Не твоё собачье дело! — зашипел на него Ро, стараясь как можно скорее справиться со шнуровкой.
Наставник промолчал, а когда подопечный пронёсся мимо, подгоняемый криком Рамифа, тихо пожелал:
— Удачи.
Два с половиной года назад
В преддверии очередной голодной ночи Ро притащился в харчевню, так и не разжившись за день ни хлебом, ни делом. Хозяин встретил его угрюмо, но разрешил посидеть у огня. Улицу топил ливень, посетителей было мало, час поздний. Провалившись в мрачные думы, Ро пододвинул чью-то кружку с недопитым пивом и сделал жадный глоток.
— Я заплачу, — проворчал он, заметив взгляд хозяина, хотя знал, что карманы пусты.
— Да ладно уж, — махнул мужчина.
Его доброта не принесла облегчения. В тепле и с полупустой кружкой в руках пришлось захлёбываться в мыслях и воспоминаниях.
Первое, что обнаружил дезертир на вновь обретённой родине, — тошнотно-кислый смрад. Так пах дымьян — трава, которую выращивали на Юге в отдалении от поселений и трактов, где потом сушили и переправляли по всей стране. Именно её сжигали в кадилах, когда окуривали улицы, прогоняя лихорадку. Ро всегда подозревал, что от этой вони дохли заодно и блохи с клопами, а нищие спешили убраться куда подальше. Выглядел дымьян невзрачно: плоские перья пучками торчали из воды, перемежаясь с бурыми пушистыми колосками. Несколько часов ходьбы беглый кадет плевался, кривился и зажимал нос.
Второе открытие: деревни разительно отличались друг от друга. Люди и бисты селились порознь даже в городах, но там их территории ограничивались кварталами. В глуши невозможно было встретить ни одного рогатого в поселении клыкастых, или человека среди рычащих-пятнистых. Ро уважал бистов во многом за то, что у них всё было не как у людей. В самом хорошем смысле. Их инстинкты и принципы отличались понятностью и постоянством. «От Натиса к Отису», — так принято было говорить. Первый — бог личного «Я», тот самый дух зверя. Второй — бог порядка и стаи. Бисты не признавали чужие религии и не строили храмы, но всегда были верны себе и себе подобным. И вовсе не так, как алорцы. Беловолосые гнались за поголовным совершенством, в то время как мохнатые искали в каждом отпрыске особенность. Они принимали и старых, и молодых, и не судили по количеству пятен. Если речь, конечно, не о других семействах. Наверное, лишь потому, что межвидовые связи не приносили потомства, у бистов не существовало даже понятия «полукровки».
После проведённых лет в Алуаре люди в стране гроз показались особенно шумными и говорливыми, а ещё такими занятными! У местных кожа была гораздо темнее алорской, пусть и не бронзовая, как у ави. Солнце не ласкало её дни напролёт, но когда показывалось из-за туч — палило нещадно, словно сам Коллас гневался на иноверцев. Бесстыже зелёные глаза искрились всевозможными чувствами, в отличие от серого и голубого льда белоголовых. Волосы у халасатцев были каштановые или темнее, но многие модники красили их хной или каким-то ещё красителем, отчего они становились медно-красными под стать гардеробам.
За цветастые наряды алорцы называли соседей пестряками. То было оскорблением, обидным для тех, кто считал простоту и бесстрастность единственным совершенством. Халасатцы, напротив, считали блёклость и холодность признаком духовной нищеты и отсутствием воображения. Они находили множество способов справляться с непогодой, что сильно сказывалось на их быте. Даже многослойные одежды — не очередная прихоть модников, а способ укутаться от сквозняков. Яркие цвета использовали, чтобы прогнать хандру и скрасить промозглую серость.
Желая убраться подальше от границы, Роваджи не задержался на окраине, а сразу побрёл в сторону Ранты, надеясь, что его кто-нибудь подвезёт. Галеты, припасённые для побега, закончились ещё в горах. Каравай хлеба, купленный у проезжавших мимо торговцев, обошёлся втридорога. Солдатское жалование на месяц вперёд разбазаривать не хотелось. Уж точно не на проезд. Завидев попутчиков, Ро привирал, что ему уже семнадцать, но караванщикам не нравился его моложавый вид, а некоторые сходу угадывали в нём дезертира. Халасату не было дела до чужих законов, но не всякий доверит преступнику жизнь. Даже если беглец не убийца, то, вполне вероятно, трус. Однако нашёлся один извозчик, согласившийся подвезти юного чужака, если будет помогать с лошадьми. Ещё и всю дорогу нахваливал алорцев. Мол чистенькие, вежливые и порядочные. Всё это было не про Ро, но он терпел ради места в телеге.