Так Ро и топтался у лестницы, планируя ужин. За стол всё равно не пустят, пока не заплатит. Прошло без малого десять минут прежде чем явился наниматель, оживлённый и падкий на разговор.

— Я этих людоедов всех запомнил! — бросился жаловаться он. — Будто ледский шёлк у них беру, а не бумагу! Нет, я человек не глупый, знаю бумаге цену, но и совесть-то надо иметь, вы, шакалы! — халасатец пробежался взглядом по окружению и выдохнул с неприкрытым облегчением. — Вы, белоголовые, пусть и загадочные — понять вас, что гребные суда по небу пускать! — но старикам не хамите и цену не заламываете. Сказали слово, так то оно и значит. А эти! Вроде и боги у нас те же самые, и воду из одного колодца берём, а дерут, точно волки овцу!

Ро шёл рядом, не перебивая, но как только сел на лавку и водрузил локти на стол, сухо и без предисловий спросил:

— Что писать?

— Ох, да сыну письмецо в Триделес. Ты чуток обожди, дай я хоть чай попрошу. С утра на ногах! Тут надышишься смогом, а потом кашель. Пол ночи громыхало и, клянусь тебе, скоро продолжит!

Мужчина обрушился болтовнёй на девушку, что наполняла миски, и своим навязчивым обаянием договорился о чае с корицей и кусочками яблока. Потом он сел напротив и принялся вынимать из сумы всё необходимое.

— Меня зовут Гарсом. Родом я не из Ранты, но вот потянуло на юго-восток. Думал здесь льёт поменьше. Ха-ха! Ох, попутал Ликий меня, легковерного.

Всё это Роваджи слушал вполуха, расправляя перед собой свёрнутый трубкой лист, пододвигая чернильницу и осматривая срез гусиного пера. Он бы не стал притворяться, что ему интересно и тем более кивать и охать в такт, даже посули ему все три сардины.

— Так что писать?

— Писать? Ах, да. Ну, напиши вот так: Здравствуй, сын! Ну то есть Кардам. Имя только напиши, он и так знает, что сыном мне приходится. Спроси, как у него дела. Как жена? Как внуки? Мои внуки, а не его. Стало быть, спроси, как дети. И напиши, что помер его двоюродный дед. Дядя мой по батюшке. Пусть знает. И что мать ему привет передаёт. Просит приехать в следующем году на день Равновесия.

Дослушав, Ро кивнул и стройным внятным текстом изложил прозвучавшее на бумаге.

— Как ловко у тебя получается! — нахваливал Гарс. — И строчки такие ровные! Ты часом не из благородных? Ах, погоди, у вас же сидов не бывает. Ты, парень, послушай старого человека. Какой тебе работный дом? Иди в писари! Заткнёшь за пояс этих стервятников!

— Вот, — бродяга пододвинул заказчику готовое письмо.

Халасатец сощурил ярко-зелёные глаза, словно вчитывался.

— Сардину плати, — потребовал Ро, не желая больше тратить своё время, пусть у него и не было никаких планов на сегодня, да и вообще на жизнь, не считая сытного ужина.

— Да-а, — протянул Гарс задумчиво и полез рукой за пазуху нижнего кафтана, но глаз от написанного всё не отрывал. Может быть он врал и был обучен грамоте, а может пытался разгадать, не надумал ли его надурить молчаливый белоголовый. В итоге он выудил продолговатую монетку и положил рядом с письмом. — Я то, что обещал, всегда выполняю. Ни слова не понял, но выглядит красиво. Хоть на стену приколачивай, как почётную грамоту! А зачитаешь мне вслух? И чай наливай себе, не стесняйся.

Ро покосился на чайник и пустые пиалы, и решил не испытывать судьбу. Однако работу он всегда выполнял на совесть, потому прочитал письмо негромко, но с выражением.

— Ох, хорошо! Сыну понравится. Ах, нет, не про деда, но написано складно. Аж больно на душе становится, что такие мальчишки перебиваются здесь в поисках заработка.

— Ну, я пойду…

— Погоди! — халасатец замахал руками, упрашивая опуститься обратно на лавку. — Погоди минутку, — он вспомнил о чайнике и наполнил обе пиалы, одну из которых тут же поднёс к губам, и после осторожного глотка продолжил: — Дядька у меня помер, плох был совсем. Захудалую кузню мне оставил. Да там больше хлама, чем добра. И после смерти мне удружил! Да что уж, понимаю, сам ведь человек несчастливый. Барахла там немерено и всё железки какие-то. Может удастся продать. Приходи-ка вечерком, поможешь таскать, сам ведь со спиной своей не управлюсь. Дам ещё одну сардину и накормлю ужином. А коли допоздна провозимся, можешь у огня заночевать. Если тебе, конечно, некуда больше пойти.

Ро терпеть не мог жалость и подачки, но словоохотливый Гарс больше сокрушался о себе. Сардина — хорошая плата, а если в кузне найдётся какое-нибудь сносное оружие, то ночевать на улице станет сколько-нибудь безопаснее. Ножик отняли ещё в прошлом году, а ятаган, раздобытый с огромным риском для здоровья, выпал во время бегства по крышам.

— Я подумаю, — бросил Ро, вставая.

— Если надумаешь, приходи. Я буду там ближе к вечернему колоколу. Где «Окорок Тиши» в квартале замочников знаешь? Там недалеко. Кузню старого Парша спроси. На вывеске молот с наковальней. Ну, то как у прочих.

— Найду, — отозвался бродяга, спеша сбежать от новых историй.

* * *

То, что нужно в плохую погоду, так это лепёшка из хрустящего теста с сочной и острой начинкой. Ро не стал дожидаться, когда она остынет, и откусил едва ли не пятую часть. Из открывшегося нутра повалил пар и запахло тимьяном, а во рту стало горячо и от обжигающего фарша, и от жгучего перца. Но к особенностям халасатской кухни беглый алорец привык ещё в детстве и жевал с большим удовольствием, пусть и хотел осушить пару кружек воды.