Она явно наслаждалась поездкой, любуясь открывающимися красотами. Я часто бывал в южной части Орлании – у отца тут было поместье и, наверное, уже привык, что климат тут гораздо теплее.

Но Манон с восторгом взирала на бархатистые зелено-желтые поля, на гряду гор, окружающую равнину и ярко-синее небо, подставляя лицо ласковому солнцу.

– Так странно – в Орлиане уже выпал снег, а тут так чудесно и тепло. Знаешь, не думала, что скажу, но все это до боли напоминает одну страну, куда я всю жизнь мечтала попасть. Пейзажи, как на фот… Как на картинках.

– И что же это за страна? – заинтересовался я.

– Ты ее не знаешь.

– Я изучал военное страноведение и знаю все страны нашего и других континентов.

– Это страна мечты. Я видела ее во сне.

– Мы отклонились от маршрута. Зачем ты свернула на холм?

– Мне кажется, оттуда открывается чудесный вид на эту долину. Хочу полюбоваться!

– Не забывай, что в любое время может открыться провал.

– Не откроется, – беспечно махнула рукой она. – Не будь занудой!

Я на некоторое время замолчал, раздумывая, спрашивать ли ее, чтоб не ранить ее чувства, но мне хотелось ее поддержать.

– Слышал, к тебе в пиццерию наведывалась Пашленовская комиссия… – осторожно начал.

– Ага, во главе с дедулей Сильвестром. Звезду Пашлена они нам, конечно, не дали. А потом разгромили в кулинарном журнале, – кивнула Манон. – А, ерунда, нужна мне больно эта звезда! Зато о нас Сэм Леман написал. После его статьи в газете заказов целый вал. А антиреклама дедули – это тоже реклама.

– Я поговорю с твоим дедом, и он вручит тебе эту идиотскую звезду на тарелке с голубой каемкой. С поклоном и любезной улыбкой.

– Ну да, будет улыбаться в лицо, а за спиной тихо меня ненавидеть и насмехаться из-за моего плебейского бизнеса. Не надо, Кайран. Мне не нужно его признание.

– Я люблю тебя, Манон, – не выдержал я, хотя понимал – торопиться с признаниями не стоит.

Моя жена ничего не ответила.

Но мне и не нужен был ее ответ.

Дорога на холм была извилистой и достаточно опасной, я даже хотел забрать у нее руль, но Манон прекрасно справилась с крутыми поворотами, будто не в первый раз ехала по серпантину.

Заглушив фаэтон, он выскочила и побежала вперед.

Теплый ветер доносил сладкий запах цветов и трав, развевал подол ее платья и зеленые атласные ленты шляпки, завязанные под горлом. Сейчас она выглядела такой юной и беззаботной.

Я словно увидел ее в первый раз и в первый раз влюбился по уши.

– Наверное, впервые я думаю о том, что не хочу возвращаться.

– В Орлиан? Это можно легко устроить. После этого праздника для даков мы можем поехать в мое поместье, которое расположено неподалеку. Тебе там понравится.

– Ты меня не понял и не поймешь. Я говорю о другом.

Моя загадочная и недостижимая лаури.

Пусть не пойму. Когда любишь – не обязательно понимать.

Я подошел к ней сзади и обнял, ожидая, что в следующую секунду она меня оттолкнет.

Но Манон не шевелилась – мы так и стояли молча. Стояли очень долго, но лучше бы это продолжалось целую вечность.

Когда она захотела отстраниться, я не дал – поцеловал сладкие губы, крепко прижимая ее к себе. Манон со стоном выдохнула и положила тонкие руки мне на плечи.

Поймал запястье и принялся покрывать поцелуями нежную кожу, пахнущую яблоком и сливками.

Она должна была остановить меня, и я понимал, что Манон имеет на это полное право. Но не остановила – позволила обнимать и ласкать, подарила мне себя. Подарила без остатка, эмоционально реагируя на малейшее мое прикосновение.

Позволила расстегнуть ее платье и приникнуть к затвердевшим розовым соскам, целовать, где я только захочу.

А хотелось мне ее везде.

Это было даже отдаленно не похоже на нашу унылую первую брачную ночь и все ночи, которые были после этого.

Словно она стала совершенно другой женщиной.

Женщиной которую я любил и перед которой я преклонялся.

И потом она легонько толкнула меня на спину, а сама уселась сверху, глядя не просто мне в глаза, а кажется, в самую душу.

Того, что я испытал тогда со своей собственной женой, оказавшись в ней и чувствуя ее на себе, я не испытывал больше ни с кем.

Это было так глубоко, как ее напоминающие бездонную пропасть глаза.

Я шагнул в эту пропасть без единого раздумья, но упал не вниз, а вверх – к самому высшему пику наслаждения.