– Хочу попросить тебя кое о чем, – негромко сказал я, когда мы лежали, обнявшись, молчали и смотрели в небо. – О помощи.

Последнее слово далось с трудом, но затем у меня как будто камень с души упал.

– Ого, всесильному маршалу Орлании нужна от меня помощь? Да мои акции возросли на глазах.

– Я солгал тебе насчет матери. Она не по своей воле ушла в монастырь. Ее отправил туда отец, потому что она ему изменила. Изменила и забеременела от любовника.

Манон приподнялась на локте.

– Кайран…

– Там, в монастыре, она родила дочь. Отец всегда называл ее ублюдком и не разрешал даже заговаривать о ней. Многие годы так и было. Девочка не знает о своем происхождении. Но сейчас… Все поменялось. Ты изменила меня. Я планирую признать сестру и забрать ее к себе. Я не хочу быть таким жестким, каким был мой отец. И надеюсь, ты поможешь мне в этом.

– Если ты действительно хочешь сделать такой поступок от чистого сердца, то это достойно восхищения.

Жена с участием прикоснулась к моей руке, глядя в глаза.

– Только… Не приводи ее в родовой особняк своего отца.

– Что?

– Он слишком мрачный.

– Я построю для тебя дом.

– Серьезно?

– Новый дом для нас и наших детей. Дом, где хватит места всем и не будет дурных воспоминаний о прошлом. Наш новый дом.

– Детей?

Манон нахмурилась и покачала головой.

Но я знал, что добьюсь ее «да» несмотря ни на что.

Слишком была глубока моя духовная связь с этой женщиной и осознание того, что без нее моя жизнь просто не имеет смысла.

Монастырь богини стыда и скромности Айдос мне сразу не понравился. Это было мрачное серое сооружение с высокими стенами, ощетинившимися острыми шпилями.

Внутри он был еще хуже – узкие бесконечные коридоры и очень маленькие окна, забранные решетками. Стены буквально давили со всех сторон, вызывая сильнейший приступ клаустрофобии.

Я даже остановилась и схватилась за грудь, ощущая приступ удушья и подступающую к горлу тошноту.

– Все в порядке?

Кайран, который шел впереди, тут же подскочил, готовый аж на руках вынести меня на воздух.

Но я отстранила его от себя.

– Голова закружилась. Сейчас нормально.

После близости, которая произошла между нами и происходила потом еще много раз, я чувствовала себя преступницей.

Когда-то Астрея сказала, что я не должна влюбляться в Кайрана и пригрозила по-настоящему страшной карой, если ослушаюсь.

Больше всего на свете я боялась, что это уже случилось.

Когда поднялись на второй этаж, я заглянула через окошко в одну из келий и тут же отшатнулась. Обстановка там была немногим лучше тюремной камеры.

В общем, не знаю – лично я не хотела бы усмирять тут свою гордость. Мне и с ней как-то нормально.

Само собой, у такого отвратительного места была не менее отвратительная настоятельница – мадам Жувеналь.

Чем-то она мне напомнила мадам Луизу – старшую над горничными из особняка Кайрана. Такой же крючковатый нос и взгляд, как у коршуна.

– Да, Лейла – одна из сироток нашего храма, послушница Айдос седьмой ступени, – поджав губы, кивнула Жувеналь. – Пока что не удается добиться перехода на шестую. Но мы над этим работаем.

Далее Жувеналь в красках расписала, что поведение Лейлы оставляет желать лучшего, и она совершенно не прикладывает стараний, чтоб овладеть главным делом послушниц – а именно плетением кружев.

В последний раз вообще попортила лавсановое волокно, за что и получила заслуженное наказание – три часа на горохе.

Я видела, как при рассказе Жувеналь губы Кайрана сжимаются во все более тонкую линию. Верный признак того, что муж злится.

После беседы с настоятельницей нас отвели в кружевной класс, где у послушниц проходили занятия.

Десять кружевниц в простых коричневых платьях и косынках занимались рукоделием.

Лейла оказалась худенькой девушкой со стрижкой под мальчика. Единокровная сестра Кайрана не унаследовала красоту его матери, но что-то похожее между братом и сестрой все-таки было.

Она пыталась не отставать от других, но постоянно колола пальцы иглой, за что и получала смешки и пренебрежение от товарок по цеху.

Девушка выглядела очень несчастной и потерянной и здорово напомнила мне Манон, когда я в нее попала.