Желудок издал еще один протяжный жалобный стон, подавая сигнал бедствия, и завалившись под одеяло, я устало прикрыла глаза. Не знаю, смогу ли уснуть. Временами меня настигает бессонница, особенно, если я голодна.

Спускаться на кухню попросту нет желания, разбужу кого-нибудь из своих, и будет мне бубнящая сказка на ночь глядя. Тогда вообще можно забыть про отдых.

Вынырнув из-под одеяла, я заглянула в корзину с гостинцами, стоящими на тумбочке и ждущего своего звездного часа. Мамань, конечно, потом спросит у Димки, дошел ли до него ее презент, но ведь уточнять о количестве доживших пирожков не станет. Поэтому, выхватив из красивой обертки сразу парочку, я вонзила в уже остывшую еду довольные зубки, утопая в блаженстве.

Но какой-то странный стук отвлек от райского наслаждения.

По ощущениям — в раму попал ошметок снега, а следом, и второй.

Я немедленно подошла к окну, но стекло полностью заснежено и увидеть что-либо трудно. Сунув выпечку в зубы, повернув ручку, я с трудом его отворила, сдвигая в сторону несколько слоев промерзлого снега.

И так и обомлела. С пирожком в зубах.

— Рапунцель, скинь свои косы, — усмехнувшись, прошептал Принц с коробкой пиццы в руках.

Я чертыхнулась, проведя мгновенно промёрзшими пальчиками по озябшим плечам, и конечно же, выронив изо рта окоченевший пирожок.

Нет, я не являлась заточенной девицей в высокой башне, ожидающей своего рыцаря. Выбраться легко, первый этаж все-таки. Но…

— Марк, я не смогу выйти, — судорожно зашептала, склонившись над окном. — Понимаешь… эээ… все уже спят… нельзя шуметь…

Говорить, что за такое дело я могу стать вяленой отбивной, просто не стала. И объяснять, что меня из дома не выпустили, поэтому я отказалась — тоже.

— Но я соскучился, — улыбнулся мне своей самой обаятельной улыбкой. И даже редкую ямочку на щеке показал. — Не могу так долго без тебя. Не доживу до утра, Синичкина.

На такое признание сердце всколыхнулось, отправляя по венам закипающий восторг и жгучее счастье. Я смущенно посмотрела на его высокую фигуру, облаченную в черный длинный пуховик, с накинутым на голову капюшоном. На его расслабленную позу, с широко расставленными ногами и откинутой чуть кверху головой. Он самоуверенно посмотрел в ответ, явно, не принимая отказа.

— Я не знаю, Марк, пакет и рюкзак с вещами оставила у двери, да и куртки нет, — подошла к шкафу, перебирая вещи, но кроме нескольких теплых кофт ничего не нашла, затем, вернулась к окну. — Извини, не получится… мне очень жаль…

Марк чуть сощурился, делая выражение лица понимающим, будто видит меня насквозь, и улыбнулся одним краешком губ. В его глазах вспыхнул озорной блеск.

— Ты хочешь? Только честно, Лиззи… будь со мной честной…

— Хочу, — потрясенно призналась я, хоть и с трудом.

Очень хочу.

Но у меня внутри словно блок установлен, говорить Марку правду сложно. Так и рвутся слова: Нет, не хочу, не буду, уходи, я тебя ненавижу, ледяной мальчишка!

А правда противится, выкручивает внутренности с щемящей болью.

— Но только потому что ты притащил еду, — добавила мягко, пытаясь защититься.

Не рушить воздвигнутый барьер.

— А я знал, что нужно делать, чтобы выманить птичку из клетки.

После пораженно наблюдала, как парень положил пиццу на снег, снял с себя пуховик и протянул мне. А я, безропотно подчиняясь, накинула его на себя, утопая в объеме, жгучем тепле его тела и приятном хвойном запахе.

Он подошел поближе, бесцеремонно прихватив меня за талию, потянул через окно. Накинул мне на голову огромный капюшон, прикрывая все еще влажные пряди, и закрыл окно.

— Марк… — испуганно залепетала я, медленно осознавая происходящее. — Мы же оба простынем…

Удобно уложив меня к себе, обвивая сильными руками, он нагнулся, забрал пиццу, и быстро понес в неизвестном направлении. А я закинув ладошки ему за шею, впиваясь ногтями в кожу, наблюдала как на морозный воздух валит пар от нашего скрещивающегося в полутьме дыхания. Скручивается, соединяясь в танце.

У меня на ногах только тоненькие носки, а он вообще в свитере по улице идет. Что мы делаем? Неужели, нельзя дотерпеть до утра?

Нужно остановить это безумие.

— Марк…

Но он не ответил, донес меня до заведенной, оставленной на дороге машины, посадил и сам усевшись за водительское место, добавил в салоне тепла.

Повернул ко мне довольное лицо, и схватив мои заледеневшие ладошки, приблизил к ним губы и начал на них дуть горячим дыханием, трепеща своими черными ресницами.

Отогревать.

От этого по коже побежали мурашки.

Не зная, что сказать, я просто прикрыла глаза и сильно задрожала от прилива нереальных эмоций.