Я не двигаюсь.

Я едва, блять, дышу.

Единственное, что есть в этой комнате, — это Дэмиен, его глаза, устремлённые на меня, и я использую их как спасательный круг.

Он улыбается.

— Моя хорошая маленькая шлюшка, — говорит он шёпотом, затем наклоняется вперёд, его рука сжимает мою шею, и нежно, так нежно прижимается своими губами к моим. Мои глаза закрываются от ощущения его тела над моим, его руки на моём горле, медленно сжимающейся, его дыхания на моих губах, и, наконец, его члена, медленно проникающего внутрь меня. Под таким углом всё так чертовски туго, и он заполняет меня идеально, почти болезненно.

Он стонет мне в губы, когда ощущения захватывают нас, но я не могу вымолвить ни звука.

Он выпрямляется, его рука мягко и быстро отпускает, позволяя крови вернуться к моему лицу, позволяя мне вдыхать воздух, а затем быстро вырывать его обратно, когда он отступает назад и снова входит в меня.

— Чёрт! Дэмиен!

— Чья ты? — требует он, рука, лежавшая на моём бедре, двигается, большой палец нависает над моим клитором.

— Твоя! Чёрт, боже, я твоя, Дэмиен!

— Кто получает эту киску, когда захочет?

— Ты. Боже, это ты! Ты!

— Для кого ты одеваешься, Эбигейл?

— Для тебя! Моё тело — твоё!

— Правильно, детка. — Он входит в меня, рука снова сжимая моё горло.

Он уже близко.

Я вижу это по его челюсти, по тому, как он входит глубже, по тому, как большой палец, который раньше висел над моим клитором, теперь обводит его с каждым толчком. Его рука сжимается, замедляя кровоток, отчего у меня кружится голова, и мои руки перемещаются к груди, сильно сжимая оба соска.

— Вот так, поиграй с собой для меня. Такая чертовски красивая.

Из моей груди вырывается шум, и он знает.

Он сильнее сжимает мой клитор, глубоко входит в меня и убирает руку от моего горла.

— Кончи для меня, Эбигейл. Прямо сейчас, блять, — говорит он, и я делаю это, потому что моё тело принадлежит ему, подчиняется ему. Когда мы вот так, оно больше не реагирует на меня.

В моих глазах темнеет, сквозь них проступают звезды, когда моё тело взрывается, спина напрягается, его имя вырывается из горла в виде беспорядочного крика. Слабо слышно, как Дэмиен продолжает врезаться в меня, а затем выкрикивает моё имя, прежде чем рухнуть на меня сверху. Он остаётся там, глубоко во мне, лёжа на мне в течение долгих мгновений, пока мы переводим дыхание.

Проходит время.

Проходят вечности.

В конце концов, мой разум догоняет вселенную.

— Нам нужно… идти, — говорю я, пробормотав через напряжённые лёгкие. Он кивает, его кожа ласкает мою.

— Возможно.

Он не двигается, и я не могу удержаться от хихиканья.

— Дэмиен, — говорю я, и он целует меня в шею, милый и весёлый — контрастирующий с тем мужчиной, который был несколько минут назад.

— Давай пропустим её, — говорит он, проводя ртом по щекочущим нервным окончаниям.

— Хорошо, — говорю я, рукой поглаживая его голую спину. Я даже не могу вспомнить, почему я хотела пойти на эту дурацкую вечеринку, почему я предпочла бы что-нибудь другое, кроме голого Дэмиена в моей квартире.

— Нам пора идти, — говорит он.

— Наверное, — соглашаюсь я. Он щиплет меня за ключицу, и я вскрикиваю, чувствуя, как он выскальзывает из меня. С моих губ срывается другой звук — звук тоски и пустоты. Он останавливается и смотрит на меня.

— Не издавай таких звуков, иначе мы никогда не выберемся отсюда, — говорит он. Я просто улыбаюсь. Дэмиен качает головой, затем целует меня в нос. — Оставайся. Я принесу полотенце. — Он встаёт, и я смотрю на его широкие плечи, узкие бедра и загорелую кожу, пока он уходит.

Он не задерживается надолго, когда он вернулся с тёплой влажной мочалкой, вытер меня и отложил её в сторону. Затем он осторожно поднимает чашечки моего лифчика и помогает мне встать. Он уже надел боксёры и держит в руках мои трусики.

— Как бы это меня не убивало…, — говорит он и кладёт одну из моих рук себе на плечо, прежде чем наклониться. — Подними, — говорит он, постукивая по каблуку, и я послушно делаю шаг, затем повторяю движение. Он медленно поднимает кружево вверх, задевая при этом каждый сверхчувствительный нерв.

Затем он встаёт, надевает смокинг и накидывает галстук на шею, затем подходит к платью и берет его, аккуратно снимает с вешалки и расстёгивает молнию.

— Какой лифчик ты носишь с ним? — спрашивает он, глядя на чёрный кружевной лифчик, который был на мне под похоронным платьем.

— Эм… никакой, — говорю я. — Он встроен. Никаких линий и тому подобного. — Он улыбается.

— Отлично, — говорит он, снова наклоняясь и помогая натянуть платье на моё тело.

Как ни странно, это более интимный опыт, чем всё, что мы разделили раньше, — он одевает меня. Он заставляет меня стоять и застёгивает молнию сбоку, когда я стою лицом к нему, а затем передвигает вещи, сдвигая платье, в которое я влюбилась, чтобы помочь ему сесть правильно.