«Путешествие Эрико» – единственная книга для детей, которая есть у меня дома, поэтому, когда Хейли объявляет, что ей скучно, я начинаю читать ей ее вслух. Глаза девочки расширяются, когда я дохожу до строк о том, какой одинокой стала Эрико, когда океанариум закрыли, и она не плачет, но под конец вздыхает с огромным облегчением, когда героиня воссоединяется со своими дочерями.

– Значит, все закончилось хорошо, – удовлетворенно кивает она.

Мне приходит в голову, что, возможно, эта книга была не лучшим выбором для чтения вслух ребенку, чьи родители переживают тяжелый развод.

– Именно так, – вру я.

Я не говорю ей, что настоящая Эрико действительно прожила еще два года в Пекине, но что ее требовалось держать подальше от других дельфинов, потому что время, проведенное в одиночестве, сделало ее агрессивной и тревожной, склонной набрасываться на них или на своих дрессировщиков без особого повода. И о том, что несмотря на все усилия персонала океанариума помочь Эрико, она продолжала оплывать свой вольер по нескольку раз в день, всегда одними и теми же быстрыми концентрическими кругами – как будто не была уверена, что нечто, преследовавшее ее, когда-нибудь останется позади.

– Хочешь пойти куда-нибудь? – спрашиваю я. Хейли смотрит на меня, и ее взгляд говорит мне: «Понятия не имею, почему моя мама решила, что будет хорошей идеей оставить тебя за главную». Я склонна с ней согласиться. – Просто дай мне секунду, я переоденусь.

Я натягиваю джинсы и одну из немногих чистых рубашек, которые у меня остались, провожу рукой по волосам, которые стали такими длинными, что я практически могу на них сидеть. Умма терпеть не может, когда я отращиваю волосы. Она говорит мне, что это делает меня похожей на водяное привидение. Я завязываю непослушные пряди в пучок, и он пристраивается у меня на макушке, слегка наклонившись набок, как маленькое гнездышко. Тэ обычно смеялся надо мной всякий раз, когда я делала себе такую прическу, и отмечал, что я выгляжу нелепо, но иногда он притягивал меня к себе и нежно целовал в самую макушку. Я даже не обращала внимание на такие пустяки, пока остро не почувствовала их отсутствие.

Спохватившись, я наскоро провожу подводкой по векам, отчего начинаю выглядеть более бодрой. Я возвращаюсь в гостиную и забираю Хейли, которая дарит мне рисунок.

– Это ты, – указывает она.

Моя нарисованная голова размером с воздушный шар, а волосы – ведьмино гнездо, и в руке я держу чашку кофе. На моей груди две маленькие галочки, направленные вниз.

– Круто! – говорю я, пожалуй, слишком восторженно.

– Это твоя грудь, – серьезно говорит она мне, показывая галочки на рисунке.

– Да, я так и поняла.

Я ищу свои ключи, не совсем уверенная в том, как реагировать. У меня слишком сильное похмелье. Так положено, чтобы все дети прошли через стадию, на которой они интересуются особенностями физиологии других людей?

– Мама говорит, что когда-нибудь у меня тоже вырастет грудь, и тогда мне придется носить лифчик, – продолжает она.

– Напомни, сколько тебе лет?

– Пять! – Хейли поднимает вверх растопыренные пальцы.

– Значит, тебе есть, к чему стремиться. Не беспокойся слишком сильно о груди и прочей ерунде. Просто сосредоточься на том, чтобы быть ребенком и получать от этого удовольствие, – советую я ей.

Она смотрит на меня так, будто это я веду себя странно.

– Ладно. Мы уже можем идти?

Я решаю сводить ее в пиццерию. Заказ больше похоже на огромный сырный пирог с дополнительной порцией пепперони, мы обе съедаем слишком много и сразу же жалеем об этом. На один тревожный момент мне кажется, что меня сейчас стошнит прямо перед Хейли на парковке, но я беру себя в руки, глотаю диетическую колу, и пузырьки помогают моему желудку успокоиться.

– Ну что, в парк? – спрашиваю я ее, и она энергично кивает.

Недалеко от пиццерии есть небольшой зеленый парк. Сегодня здесь почти пусто, за исключением нескольких любителей бега трусцой и пары подростков, которые забились в машину, громко смеясь и слушая музыку. Я даже отсюда чувствую запах табака и жалею, что не могу попросить у них одну сигаретку, хотя от курения у меня болит голова.

Я направляю Хейли к игровой площадке, построенной в виде корабля викингов, с одной длинной пластиковой лодкой в центре и кучей горок и лесенок, торчащих из нее. К ней даже прикреплена подзорная труба и пластиковые весла, которыми можно размахивать. Хейли, заметив корабль, визжит и бежит к нему. Некоторое время я притворяюсь, что гоняюсь за ней, но быстро сдаюсь, запыхавшись, поэтому просто наблюдаю за ее игрой, периодически проверяя свой телефон на наличие сообщений от Рэйчел. Тишина.

К нам приближается женщина с распущенными локонами, ниспадающими каскадом на плечи, и маленьким светловолосым мальчиком на буксире.

– Привет, – говорит она, улыбаясь. – Не возражаете, если мы присоединимся к вам? Это Тревор.

Тревор пытается укрыться за спиной матери. У него в руках какая-то фигурка, которую он пытается спрятать.

– Конечно, – киваю я, не совсем понимая, почему она спрашивает меня. В конце концов, площадка – общественная собственность. – Это Хейли.

Хейли замечает нас и лукаво машет рукой, что пугает Тревора еще больше.