Юнхи нанесла на веки блестящие тени, надела серое платье с прозрачными рукавами и пышной юбкой из тюля. Она напоминала воздушные шары, которые танцевали над головой, пока люди смеялись, пили и разговаривали. Вскоре в нашей квартире стало тепло, и в воздухе густо запахло «Лунным пуншем».

– Из чего это? – спросил Джеймс, притворяясь, что подавился своим напитком, в ответ на это Юнхи игриво шлепнула его. Но вскоре пунш закончился, как и большая часть алкоголя.

– Откройте окно, – раздался крик, и кто-то с трудом распахнул наши ржавые окна, впустив поток прохладного ночного воздуха

Я пила джин с тоником, расположившись у стены между кухней и нашим диваном, где плотно засели друзья Юнхи и Джеймса. На мне был темно-бордовый комбинезон, который когда-то принадлежал Юнхи. Она отдала его мне после того, как он сел при стирке, и штанины стали длиной ей по щиколотку. Я потянула за лямку, жалея, что не надела что-нибудь попрохладнее. У меня начали потеть подмышки, и я забеспокоилась, что от пота останутся темные следы на одежде.

Мне только что удалось отделаться от разговора с парнем в рубашке с нарисованными аэрографом волками, который был потрясен тем, что я никогда не слышала «Темную сторону Луны» [22] . Он все время уговаривал меня переключить музыку, настаивая на том, что его выбор идеально подходит для вечеринки на лунную тематику.

– У нас другой формат. – Я пыталась объяснить, что мы планировали не такую вечеринку, где надо молча слушать, как старые британцы играют на синтезаторах по сорок минут.

– Да брось, серьезно? – продолжал настаивать он. – Этот альбом буквально изменил мою жизнь.

– Прикоснешься к аудиосистеме – умрешь, – отрезала я наконец и пристально посмотрела на него, давая понять, что я не шучу; только после этого он раздраженно ускользнул прочь.

Джеймс вытащил самокрутку, его передавали по кругу от человека к человеку. Тогда мне не очень нравилось курить – я доверяла крепкому табаку еще меньше, чем алкоголю, воздействие которого было мне давно знакомо и понятно. Курение обычно заставляло меня чувствовать себя так, словно часть меня вырвалась через люк в макушке моей головы и скользнула вверх, к потолку – ощущение, которое мне не всегда нравилось. Но поскольку я не знала многих людей на вечеринке – те немногие, с кем я общалась в колледже, не смогли прийти в тот вечер – а парень, который протянул мне сигарету, оказался симпатичным, я взяла ее. Я медленно вдохнула, задерживая дым в легких слишком долго, прежде чем выпустить его. Он обжег мне заднюю стенку горла, и я едва подавила желание закашляться.

Почти мгновенно свет в комнате окрасился в теплый золотистый цвет, и вечеринка стала веселее. Зазвучала дурацкая попсовая песня, которая захватила эфирную сетку той осени, песня с чрезвычайно запоминающимся припевом и ритмичными ударными, слова которой знали почти все, и в какой-то момент гости начали танцевать, даже отодвинули в сторону диван и несколько складных стульев, чтобы ничто не сковывало движений. Юнхи притянула меня к себе и закружила, вынуждая прогибаться назад, как будто мы танцевали бальные танцы. Мы водили плечами и вращали бедрами. Мне всегда нравилось танцевать с Юнхи. Ни одна из нас не умела толком танцевать, но она так уверенно отдавалась музыке, что я чувствовала в себе силы сделать то же самое.

Затем тусовка перешла в то, что я называла про себя «фазой номер три» – это значило, что вечеринка уже достигла своего апогея, но все еще продолжается: атмосфера приятная, никто, кажется, не спешит уходить, и все еще есть шанс, что кто-нибудь откроет очередную бутылку вина. Третья фаза – лучшая часть любой вечеринки, когда кажется, что может произойти все что угодно.

Я вышла из танцевального круга и направилась на кухню, чтобы взять еще чего-нибудь выпить. Я гремела подносами с кубиками льда, когда подняла глаза и увидела парня, который протянул мне самокрутку, стоящего в дверях.

– Нужна какая-нибудь помощь? – спросил он.

Он оказался выше, чем мне показалось изначально. Его лицо – глубоко посаженные глаза за очками в золотой оправе, решительный подбородок, рот, изогнувшийся в полуулыбке, когда один из кубиков льда, который я пыталась подобрать, покатился по кухонному полу – выглядело таким знакомым, что я дважды моргнула, прежде чем вспомнила, что нужно что-то ответить. Я не могла вспомнить, где видела его раньше. Время замедлилось, и даже музыка и болтовня в гостиной как будто стихли.

– Я тебя знаю? – Я неуверенно посмотрела на него. «Ничего не скажешь, отличное начало», – пронеслось у меня в голове.

– Вряд ли, если не считать того, что можно было услышать обо мне этим вечером в гостиной. Я Тэ, – представился он, протягивая мне руку. Я взяла ее, заметив, насколько уверенной была его хватка, а также обнаружив мозоли на его ладони и пальцах.

– Я Ро.

– Типа, Рождена все Ронять? – беззлобно поддел он меня.

– Типа, сокращение от Авроры, – ответила я, слегка закатывая глаза в знак того, что меня не очень позабавила шутка, однако я не собираюсь категорически ставить на нем крест из-за нее. – Но никто меня так не называет.

Мгновение мы смотрели друг на друга, и я судорожно пыталась вспомнить, что делала до того, как он вошел.

– Извини, я немного перебрала. – Я вынужденно и преувеличенно громко рассмеялась. «Нужно взять себя в руки». – Хочешь выпить?

Я смешала ему самый невкусный в мире джин с тоником и пролила часть своей порции на пол, рассеянно отмахнувшись от него, когда он предложил помочь убрать. Я оторвала несколько бумажных полотенец от тонкого рулона на стойке и бросила их поверх шипящей лужицы, наблюдая, как жидкость понемногу просачивается сквозь бумагу.