После того, как бисквит остывает, я покрываю его слоями глазури. Я слизываю немного с ножа и наслаждаюсь сладостью на языке. Я оставляю торт остывать в холодильнике на ночь, а потом ложусь спать, в кои-то веки не в полночь, и засыпаю почти мгновенно, вдыхая запах шоколада и арахисового масла.

На следующее утро я просыпаюсь раньше обычного. Солнце едва взошло. Я знаю только двух человек, которые встают так же рано. Я представляю, чем сейчас может заниматься Тэ. Проверяю приложение «Европа» и узнаю, что запуск первого этапа их миссии состоится всего через несколько недель. Подавляю чувства, которые вызывает эта новость, и вместо этого сосредотачиваюсь на том, чтобы аккуратно завернуть торт в фольгу; в конце концов он становится похож на сияющую невесту.

Я веду машину осторожно, торт лежит на переднем сиденье рядом со мной. На дороге почти нет машин. Я останавливаюсь на красный свет рядом с автомобилем, из окна которого свешивается собака. Мы с ней встречаемся взглядами, и она подмигивает мне. Я смеюсь и понимаю, что это первый звук, который я издала за сегодняшний день.

Когда я подъезжаю к многоквартирному дому Уммы, оказывается, что парковка переполнена, так что мне приходится парковаться на улице. Я звоню в ее дверь, ожидаю, пока она подойдет к домофону.

– Это я, – я здороваюсь и слышу тишину на другом конце провода, после чего она впускает меня.

Проходя по коридору к ее квартире, я испытываю странное чувство, словно предыдущий вечер проигрывается в обратном порядке. Я бережно держу торт в руках, как будто это младенец, и, дойдя до конца коридора, понимаю, что дверь Уммы приоткрыта.

– Привет, Умма, – говорю я, и дверь распахивается.

На ней флисовый пуловер, а волосы завязаны сзади, что придает ей моложавый вид, несмотря на седину на висках.

– Что ты здесь делаешь в такую рань? – спрашивает она. В ее голосе слышится нотка беспокойства. – Все в порядке? У тебя какие-то неприятности?

– Нет, я в порядке.

Я ставлю торт на кухонный стол, откуда он, кажется, пристально смотрит на нас обеих, пока мы неловко стоим друг перед другом. Она выглядит худее и меньше ростом, а когда я обнимаю ее, она кажется такой крошечной в моих объятиях, что на мгновение на меня накатывает страх нечаянно раздавить ее. Сначала она не реагирует, просто стоит неподвижно, а потом я чувствую, как ее руки похлопывают меня по пояснице, как она делала раньше, когда у меня по ночам начиналась икота и я не могла заснуть.

– Я принесла тебе торт.

– Для тортов еще слишком рано, – говорит она, но приносит нам с кухни две чашки кофе, после чего мы садимся и съедаем по кусочку.

Сладость глазури уравновешивается более темными нотами кофейного бисквита, и я с облегчением замечаю, что вкус у торта такой, какой и должен быть.

– Извини, – говорю я, когда мы заканчиваем. Умма сидит, глядя на свою пустую тарелку. Я предлагаю ей еще кусочек, и она молча его принимает. – Я хочу, чтобы ты была счастлива, Умма. Чтобы мы обе были счастливы.

– Арим, ты не должна извиняться. Я понимаю.

– Если мистер Чо сделает тебя счастливой – замечательно.

– Мистер Чо просто хороший друг, – возражает Умма, но я знаю, что она лжет, потому что она краснеет.

Странно видеть, что Умма ведет себя, как влюбленная школьница, но в то же время приятно – я как будто получаю шанс узнать, какой она была до того, как стала моей матерью.

– Вкусный торт, – замечает Умма после небольшой паузы. – Где ты взяла рецепт?

Мне приходит в голову, что она может и не помнить, как помогала мне готовить его много лет назад.

– Да неважно, – говорю я.

– Я чувствую себя очень виноватой, Арим

– Что? Почему? Тебе не за что чувствовать вину.

– За то, что мы не смогли подарить тебе брата или сестру.

«Мы». Она не употребляла это слово в отношении себя и Апы бог знает сколько времени.

– Я очень беспокоилась о тебе, ты росла совсем одна.

– Я не одна, Умма.

– Кто позаботится о тебе, когда меня не станет? – продолжает Умма, и теперь она выглядит еще более усталой. – Мне больше нечего тебе оставить.

– Умма, я в порядке. Или, по крайней мере, скоро буду.

– Мне жаль, что…

Умма на мгновение замолкает, опускает взгляд на свои руки, которые лежат на столе по обе стороны от тарелки, и прочищает горло:

– Я знаю, тебе было одиноко после того, как исчез твой Апа.

Я с трудом сглатываю и думаю обо всех тех днях, когда я возвращалась домой из школы и заставала Умму в постели. Долгие синие вечера, проведенные наедине с домашней работой за кухонным столом в компании одного только телевизора. Иногда я звонила по номерам, которые фигурировали в рекламных роликах никому не нужных товаров – губок из микрофибры, семян чиа, ростки которых будут торчать из головы игрушечного животного, словно шерсть, или пищевых добавок с ягодами годжи – и притворялась, что мне интересно их приобрести, просто чтобы было с кем поговорить.