Я повернулся к нему. Существо продолжало смотреть на меня с безмолвной просьбой.

Я полез в карманы и обнаружил там трубку, кисет и матчезы. Существо будто приободрилось и настойчивей протянуло деревце в мою сторону.

Я всё понял. Я чиркнул палочкой-матчезом и поднёс пламя к кроне деревца, и крона вспыхнула и занялась огнём.

Позади я услышал звуки — шорохи, тихие шаги. Я обернулся и увидел целую толпу звероголовых существ, заполнивших помещение. Они со вниманием наблюдали за нами.

Существо на троне встало, гордо вскинуло руку с горящим, как факел, деревцем, и по собравшейся толпе пронёсся одобрительный гул. Существа захлопали и закивали.

К этому времени парящие головы уже заполнили всё пространство над нами. Когда несколько из них столкнулись с горящим деревом-факелом, то тут же занялись пламенем. Огонь перекинулся на соседние головы — и вот уже над нами полыхал целый рой парящих голов. Головы быстро тлели, скукоживались, рассыпались в пепел, и теперь по помещению летела пепельная вьюга — чёрно-серый снегопад.

Среди парящих голов, ещё не занятых огнём, я увидел знакомую. Она плавала у левого коридора и будто звала меня за собой. Я направился к ней. Когда я подошёл достаточно близко, она плавно опустилась мне в руки. Я всмотрелся в лицо.

Это была моя сестра. Моя покойная сестра.

Некоторое время голова лежала в моих руках, а потом мягко выскользнула и воспарила ввысь. Там она столкнулась с горящими головами и сама занялась огнём.

Я двинулся в левый коридор, и вскоре меня окутала тьма. Я обернулся — но не увидел выхода. Тронный зал, пожар из летящих голов, звероголовые существа — ничего этого больше не было, я был один во тьме.

…Во тьме и тесноте. Я понял, что стена окружает меня со всех сторон, я оказался замурован. Я ощутил страх, сердце заколотилось как сумасшедшее, на лбу выступил пот. Я принялся судорожно ощупывать пространство вокруг себя — но стена была бесконечной, она сворачивалась вокруг меня в кольцо, и я был заперт здесь, будто внутри колодца или трубы.

Я ощутил тесноту в груди, стало тяжело дышать. Хоть ничто меня не сдавливало, но само осознание того, что я заперт в каменной трубе — вызывало приступ удушья, панику и отчаянную жажду скорей выбраться отсюда.

Я вспомнил про своё оружие. Я цапнул в том месте, где должны висеть на поясе ножны — но там было пусто. Не было ни ножен, ни меча. Зато…

Зато на мне были мои перчатки — Левая и Правая. Мои ножны и меч. T’ha-eliya Sgiat и T’ha-eliya T’haart. На левом ухе я ощущал кафф. Отлично, значит, всё самое необходимое при мне.

Я успокоился, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, затем сжал правую руку в кулак, замахнулся и что есть мочи врезал по стене.

Перчатка без труда пробила в стене дыру, и через неё ворвались лучи света. Не слишком яркого, но всё же света.

По тому, как просто проломилась стена, я понял, что булыжники были очень лёгкие, и их ничто не скрепляло друг с другом. Я приложил усилие и просто растолкал камни вокруг дыры, ещё больше расширив её. Камни легко рассыпались — казалось, будто я крошу сухой хлеб. Дыра стала достаточного для меня размера, и я вышел из тесной темницы.

Стоял мрачный пасмурный день. Небо было грозным, по нему плыли тяжёлые серые облака. Задувал холодный ветер, несущий в себе запах зимы. Всюду до самого горизонта раскинулись луга и холмы. Трава была поблекшей, серой — под стать началу зимы. Кожу царапали редкие и сухие колючие снежинки.

Вдали на холмах я видел развалины строений — больших особняков и замков. Местность была безлюдна. Я обернулся и увидел, что из оставленной мною дыры начали выплывать горящие головы. Ветер подхватывал их и разносил по округе, а головы продолжали сгорать и сыпать пепел — теперь белый, как снег. Головы валили и валили из дыры, и не было им конца.

Но больше всего меня поразил вид здания, из которого я выбрался. Формой оно походило…

На меня!

Здание представляло собой большую статую Гордона Роя, зарытую в землю по пояс. У этого Гордона Роя было моё лицо, причёска, моя одежда, капюшон на голове, кафф на левом ухе. Каменный Гордон Рой смотрел куда-то вниз, себе под ноги, и взгляд его был задумчив и печален. В одной руке он держал мою трубку, мундштук почти касался губ. Другая была вытянута вперёд, как когда я применяю Тэ-Сю А’ргаэ. Место, где в Гордоне Рое была пробита дыра, приходилось на правую часть живота.

По Гордону Рою ползал огромный паук. На конце его лапок были иглы, и он вонзал их в Гордона Роя. Видя это, я почувствовал острую тоску и печаль. То, что делал этот паук — было ужасно.

Мир вокруг начал темнеть, свет мерк — будто надвигалась буря, будто с немыслимой скоростью наступала ночь. Я ощутил сильнейший страх и закричал.

Страх волнами разливался во мне, я припал к земле, закрыл руками лицо и мог лишь кричать. Я дрожал, кричал и боялся, боялся и кричал.

И тут прозвучал шёпот — где-то близко, где-то над моим ухом. Было произнесено лишь одно слово: