«На пробежке», — написано на нём.

И с новой строчки: «Будь умницей».

А ниже: «Л. Э. Морленд».

Я фыркаю. По непонятной причине я не выбрасываю записку в мусорную корзину, а засовываю её во внешний карман своего чемодана.

Я набираю ванну и погружаюсь в тёплую воду. Хранить мусор — глупость, но у меня есть оправдание: именно так поступала Серена с обёртками от редких импортных шоколадных батончиков. По-моему, это было похоже на манию — она прикалывала их к стене. Верный признак будущего серийного убийцы, наряду с пироманией и мучением мелких животных. «Когда я смотрю на обёртки, я вспоминаю вкус», — сказала она мне, когда нам было тринадцать, и я попыталась их выбросить. Это привело к тому, что я закатила глаза, что привело к тому, что мы два дня не разговаривали, что в свою очередь привело к тому, что я пассивно-агрессивно захламила наше обще пространство использованными пакетами крови, что после привело к мухам, а позже к бурному противостоянию, в котором она не могла решить, назвать меня кровопийцей или сукой, и выпалила «Кровосука!», что заставило нас расхохотаться и вспомнить, за что мы, собственно, друг другу нравимся.

— Мизери? — голос Лоу возвращает меня к реальности. Я рассеянно смотрю на витражи, на губах играет слабая улыбка. — Где ты?

— В ванной!

— Ты одета?

Я смотрю вниз и стратегически перемещаю пену. — Ага.

Через мгновение дверь открывается.

Мы с Лоу смотрим друг на друга через всю комнату — он моргает, я пялюсь — с одинаково ошеломлёнными выражениями лиц. Он прочищает горло, дважды. Затем вспоминает, что есть вариант отвернуться. — Ты сказала, что одета.

— На мне пена невинности. А вот ты, с другой стороны…

Он хмурится. — На мне джинсы.

Плюс изрядный слой пота и ничего больше. Шторы задёрнуты, но просвечивают. Проникающий свет падает на Лоу, окрашивая его кожу в красивый золотистый оттенок — его широкие плечи, его широкую, мускулистую грудь. Его лицо всё ещё светится здоровым румянцем, оставшимся после пребывания на природе. Он выглядит здоровым, даже с большим количеством шрамов, чем должно быть у человека его возраста — узкие тонкие полосы и узловатые рубцы. Да, мне нравится любоваться свои мужем, хоть он и принадлежит к другому виду и предназначен другой. Что поделать. Подайте на меня в суд. Конфискуйте моё несуществующее имущество.

— Я не буду обращать внимания на твою наготу, если ты не будешь обращать внимания на мою, — предлагаю я.

Лоу поднимает руку, чтобы потереть затылок. — Я снял рубашку перед тем, как обратиться, и куда-то её дел. Давай я найду чистую.

— Мне всё равно. К тому же ты потный и противный.

Он приподнимает бровь. — Противный?

Я пожимаю плечами, что, возможно, приводит к нежелательному перемещению пены. Не уверена, да и проверять не собираюсь, ответ может быть унизительным. — Значит, ты резвился в грязи с Эмери?

Он фыркает. — С Коэном. Он приехал рано утром.

— Звучит весело. — Ему удалось пару часов пообщаться с тем, кого он явно любит и кому доверяет. Расслабиться.

— Так и было.

Должно быть, именно поэтому его глаза светятся радостью, словно у мальчишки, полного задора. Поэтому он выглядит моложе, чем вчера вечером. Поэтому, когда он заходит внутрь и садится у моих ног, на край ванны, кажется, будто он улыбается.

— Знаешь, — размышляю я, расслабляясь в воде, — кажется, я хочу тебя увидеть.

Он смотрит вниз на своё тело. — Хочешь увидеть меня.

— Нет, не голым.

Он склоняет голову в замешательстве.

— В обличии волка.

Его «А» звучит мягко и удивлённо.

— Можешь быстро обратиться? Прямо сейчас? Но держись на расстоянии, пожалуйста. Животные, как правило, меня ненавидят.

— Нет.

— Почему? — я сажусь прямо, прикрывая грудь руками. — О боже, а это больно, обращаться?

— Нет, — он выглядит оскорблённым.

— Фух. А сколько времени это занимает?

— По-разному.

— Сколько времени это занимает у тебя, в среднем?

— Несколько секунд.

— Это ещё одна особенность Альфы? И твои моторные белки просто сууупер доминантны? — поддразниваю я.

Его сверлящий взгляд подтверждает, что я на верном пути. — Обращение — это не забава, Мизери.

— Очевидно, это и не суперсекрет, потому что я видела Кэла в его… — я ахаю. — Я поняла.

— Что поняла?

Я улыбаюсь, обнажая клыки. — Ты не хочешь показывать мне, потому что твоя волчья шерсть ярко-розовая.

— Не волчья шерсть, а просто шерсть.

Я плескаю в него водой ногой. — Может, она фиолетовая?

Он вздрагивает и зажмуривает глаза.

— А может, блестящая? — я плескаю ещё немного. — Ты должен сказать мне, если она блестящая…

Его пальцы сжимают мою лодыжку железной хваткой.

— Ты закончила? — он вытирает глаза тыльной стороной свободной руки, и она становится мокрой.

Моя икра, скользкая от воды и мыльной пены, кажется совсем бледной на фоне с кожей Лоу. Почувствовав, что его хватка ослабла, он повернул запястье, чтобы поудобнее держать мою лодыжку, и его прикосновение стало нежнее, больше похожее на ласку.