Что же я чувствовал сейчас? Пока что, только самое “безболезненное”, что было можно, и это давало стимул спешить, пока еще можно было. Мои конечности разъедала смерть, унося с собой кожу, плоть, мускулы и связки, которые кусками черной, обожженной плоти, срывались с костей. Сильнее всего пострадала и без того вечно изрезанная правая рука… Которая уже спустя несколько минут, стала чистыми костями, которые медленно наполнялись силой проклятия, и вследствии этого начинали обрастать коркой некротического панциря, по типу того, который был у арахнидов. Только вот проблема его состояла в том, что избыток смерти вскоре все равно заставит эту броню расколоться, унося с собой конечность. Боль во всем остальном организме можно было описать одним словом… Разложения. Я ощущал как гнил, как кожа отшелушивалась, оставляя незащенную плоть и внутренности, постепенно перестающие работать в теле. Гниль распространялась с ужасающей скоростью, не оставляя ни единый участок тела без внимания. Но это был лишь первый рубеж обороны моей сущности, который впрочем, являлся для такого количества лекарства просто картонкой, на пути у урагана. Дальше шло сознание… Следом душа, с потерей которой, закончится мое существование. Финал будет безболезненным… Ибо в тот миг, от меня уже не останется ничего.

Резким рывок, я заставил свои кости подняться, делая неуклюжие но быстрые шаги вперед. Мои глаза не видели ничего, потому как вытекли первыми же органами, подчинившимися проклятью, оставив пустые глазницы, из которых тянулся зеленый дым, пропитанный смертью. Мой язык отсох, губы сгнили и рассыпались, зубы выпали, оставив меня без каких-либо органов восприятия и чувств, кожа оставшаяся на пальцах левой руки уже перестала быть чем-то живым, став просто оболочкой, цепляющейся за остатки моего скелета. Но я точно знал куда идти. Я прекрасно “видел” этот мир, ибо наполненное смертью тело, тянулось к Надежде, как ничто другое в этом пространстве. Я чуял ее освященный благодатью лик, ее кровь стала моим ориентиром, чистотой и жизнью приманивая к себе. Но взамен ее благодати, которая давала еще отчасти существующему телу мимолетное облегчение, я разносил по ней одновременно заразу жизни и лекарство смерти. Медленно двигаясь вперед, переставляя по кровавому следу гниющие ноги и оставляя в нем ошметки гниющий плоти, я шел увереным шагом, волей скрепляя разваливающуюся плоть. И поскольку это было самым простым, самым легким этапом, я прилагал максимум усилий, чтобы двигаться вперед как можно быстрее, старался чуть ли не бежать, мучительно ощущая, как тело медленно подчиняется смерти, уже не способное ни оказывать сопротивления, ни испытывать боль, ни подчиняться мне как раньше. Нервные окончания оказались низведенными до пыли, перестав существовать во мне, сердце остановилось, разрываясь изнутри, остальное сгнило и осталось в сверкающей крови Надежды, которая уже не могла дать ни капли облегчения.

Мое тело оказалось уничтожено за считанные минуты. Это стало моим первым поражением, первой смертью. Ибо сломив тело, Она пришла к моему раздробленному болью, усталостью и страхом, отчаянному сознанию, неспособному на первых порах дать ей никакого сопротивления, никакого боя, ничто не могло дать Ей отпора. И даже напротив, чувства, мысли, целые куски памяти с удовольствием отдавались в ее холодные, болезненные объятия, жаждя наконец подобия покоя или банального отдыха, который находили в окончании своего существования. Это было не остановить… Не убрать, не изменить, не обратить вспять. Зато на меня волной хлынули воспоминания, в особенности связанные с посвящением. С днем, когда я впервые испил этот яд, когда впервые занес лекарство смерти в свою больную душу… С днем, когда я практически истребил самого себя, оказался по ту сторону жизни. Прошло восемь долгих, полных страданий и редких радостей лет, и вот… Я позволил смерти захватить себя полностью, не оставив самому себе ни шанса на спасение или счастливый финал. Я понял это уже вскоре, когда начали являться Они, вестники моего конца.

Призраки слепили существо, лишившиеся глаз. Призраки имели плоть, кровь и голос, но не были реальны даже в пространстве, где было реальным существо без плоти и сердца. Призраки мерещились мне в тех местах, где казалось мой разум уже погиб, сломленный под бессмертным натиском Смерти. Призраки были мною… И одновременно с тем, я не узнавал никого из них, теряясь в лицах, игнорируя слова, касаясь небытия. Они парили над землей, светящимися огоньками, внутри которых, разъедая насквозь и властвуя без конца, резвилась смерть. Но их лица не дрожали, не менялись их улыбки, не сходили слезы, до последнего не тускнели горящие зрачки и не опускались поднятые руки. Но как бы я не старался, я не мог узнать хоть кого-нибудь, кроме редких видений самого себя. Весь мир сейчас был для меня лишь тусклой, не имеющий ни цветов, ни форм картинкой, в которой светилась благодатная кровь Надежды, и сотни признаков расколотого сознания, от большей части которого не осталось ничего, кроме блестящих осколков, столь мелких, что невидимых даже богам, но таких ярких для меня самого, что оказались способны слепить.

Мой ход замедлился, а оставалось еще чуть меньше половины, но ничто уже не желало подчиняться мне, да и подчиняться, как оказалось, нечему. Вслед за моим побежденным разумом, который остатками и тонким слоем оказался размазан по черепной коробке, еще не побежденный до конца, но точно разбитый в генеральном сражении, стала крошиться и изначально проклятая душа, последний оплот, который с распростертыми объятиями встречал свой покой, принесенный извне, и так давно желанный ею. Ничто не было для отравленной сущности так желанно, как процесс умерщвления, не было для него ничего более прекрасного, чем тишина, он так устал от шума жизни, так устал слышать биение сердца и пульс крови… Я застыл на месте, не видя ни стимула двигаться, ни воли на это, ни приказов для движения. Смерть пожирала меня, словно волк жрущий раненную лань, не успевшую сбежать вместе с остальными. Только вот лань… могла сопротивляться хоть как-то. В то время как я оказался парализован и вынужден ощущать, как душа распадается на части.

– Речка! Речка!
– Далекий возглас коснулся моего сознания, возвращая в него частички жизни, принесенные такой же благодатью, которой на первых порах лечилась моя плоть. Какой знакомый голос… Вокруг были сотни призраков, лиц который я уже не узнавал, но внезапные слова, первые, которые я смог услышать за целую вечность полную боли… Они были где-то там, я должен был их найти! Должен узнать владельца, хоть на секунду увидеть его лик… Застывшее в крови Надежды тело ожило, медленно переставляя трескающиеся ноги и в нетерпеливой жажде узнать, откуда течет эта мелодия, продолжило свой путь.
– Там наверно есть клад!

На секунду, голос исчез, но эта секунда чуть было не стала роковой. Боль действительно больше не терзала мое тело, но душа… Из пустых глазниц текли зараженные слезы, являющиеся выброшенными, мертвыми воспоминаниями, которые шипящей кислотой прожигали землю подо мной, растворяя в себе кровь. Голос привел жалкие остатки сознании в возбуждение, заставив их медленно собираться и оживать. В них вспыхнула, словно святое пламя, единственная истина, которую я смог найти для себя в этот миг, и услышанную мною давным давно… Но не мог сейчас вспомнить от кого конкретно. “Нет нужды боятся смерти… Ведь из-за нее, каждая секунда жизни ценнее, чем любое золото.” Эта слащавая мысль не могла разрушить всего, она не могла уничтожить смерть, но она вернула в остатки моей сущности то, что мне предстояло убить. Надежда… Хах… Как глупо, она помогала мне… Даже когда я шел по ее душу, она тянулась ко мне своими лучами, пытаясь помочь. Наверное, она тоже устала, как и я… Наверное, ее боль не проходит, ведь сознание осталось живо.

– Конечно сынок, там может быть абсолютно что угодно… - Раздался теплый голос, такой знакомый для остальных призраков, что синхронно откликнулись на него, поворачивая свои нетронутые смертью лики. Где-то неподалеку, в стороне от реки крови, я увидел двух призраков, еще нетронутых проклятьем, ребенок и… женщина. Молодая, с длинными волосами, в простой одежде с изображенными на ней цветами. Мое тело болезненно дрогнуло, на секунду теряя всякую целостность… Во мне вновь что-то сломалось, заставив сознание разразиться горестным плачем. В реку начали капать новые слезы, которые вскоре достигли двух призраков, медленно разрушающихся под гнетом проклятия, что вмиг сжигало их образы, но не слова.
– Главное, верить в это… - Успела прошептать женщина, после чего исчезла навсегда, унося с собой и второго, чье лицо я увидеть так и не сумел. Еще один уголок моей памяти умер, еще одна часть сердца оказалась принесена в жертву этому миру. И в этот же миг, словно помня мою предыдущую слабость, раздался следующий, манящий голос, где-то неподалеку от меня, такой задорный, бойкий и веселый… Против которого я не мог сделать ничего, и не мог ничего противопоставить. Но который так больно ранил, вынуждая следовать дальше. Я должен увидеть лицо… Хоть чье-то лицо, попрощаться с ними… от лица… Боже, как же меня зовут?