– Я скучаю по тебе… - Холодный голос, течение волны… Внезапно, все это начисто разрезало тишину, заставляя душу дрогнуть, не веря в то, что она услышала слова. Так холодно… И в тот же момент, так жарко, перед моими глазницами вспыхнуло второе солнце, тянущее ко мне свои пылающие руки, я уже не осознавал ничего из происходящего, все слилось воедино, в один поток, в одно течение реки… Но тот прекрасный образ, сотканный из чистой невинности, такого родного мне одиночества, из одержимости, постигнутой лишь немногим… И столь же немногими признаваемой, врезался в душу так бесстыдно и дерзко, что не смог не всколыхнуть ее. Неведомое тепло обожгло меня, чуть было не уничтожив последние остатки сущности, что покоились в этом месте. В сердце мелькнула искра, предвещающая скорый, неизбежный пожар, что сожжёт всю тьму, всю боль и ненавистный страх. .
– Я надеюсь… Что ты еще вернешься ко мне, пожалуйста… - Эфемерная, нереальная но существующая рука, сотканная из этого хаотично обжигающего света, дрогнула. Мой культяпка, до этого отказавшаяся делать хоть что-то, потянулось вслед за ней, вперед и касаясь того обжигающего жара, которым был призрак.

А после… пространство уже не смогло выдержать того, на что я его обрек. Оно оказалось первым свидетелем того… Как абсолютная смерть отступает…

Перед огнями новой Надежды.

Ничего. Никаких чувств, никакой боли, просто ничего. Это не осталось в мыслях, не задержалось в сознании, даже не было способно пробиться через пелену небытия. Чтобы не произошло в тот период времени, оно осталось под тенью забвенности. Может быть, это было даже благим исходом, во мне не царило желание обладания абсолютной правдой, и если сознание решило забыться… То скорее всего это было хорошо.

Но ничего не бывает вечным. Всегда есть что-то дальше. Так и я, в какой-то момент просто очнулся, лежа среди обломков, болезненно сплевывая на пол кровь, которая комьями ложилась на землю. Мое тело дрожало, испытывая холод, который был мне в новинку, это не было тепловое голодание, не упавшая температура тела, хотя признаться, что здесь действительно было несколько прохладно, это был холод внутри, словно сквозняк. Я чувствовал, что в душе словно что-то сломалось, и вместе с тем порушило остальное. Словно нечто важное надломилось, оставив меня в промозглой, безлюдной пустоши, не растерзание холодным ветрам. Возможно, это была мертвая Надежда, возможно, что-то большее, или напротив меньшее по своей значимости. Хотя чему удивляться? Я ведь был мертв, в моем сознании ужасающими вспышками возникали фрагменты того, что было до взрыва. Я во всей красе видел и ощущал собственные страдания, которые в полной мере не мог прочувствовать в те мгновения, когда находился на гране полного исчезновения и смерти. Мой мозг словно катался на горках, то впадая в пучины тьмы, то выбираясь из нее осознанием моей жизни, но неизменно он заставлял тело постепенно отзываться приказам, возвращая в него если не жизнь, то потерянную волю. Сначала я начал моргать как ненормальный, пытаясь в полной мере осознать, вернулись ли ко мне глазные яблоки, веки, возможность видеть именно физиологически, а не духовно. Когда же положительный ответ был получен, пришло время рук, которые сначала резко сжимали пальцы, возвращая в себя циркуляцию крови, а потом принялись с дикой жадностью ощупывать тело, проверяя наличия всего того, что было уничтожено смертью. Душа кровоточила и задыхалась, залечивая раны куда медленнее и болезненнее, проклятье, въевшееся в душевную плоть лишь расширило свои владения, захватив себе новые территории. Но сейчас… Казалось, что под ней теплилась жизнь, теплилась моя настоящая душа, приведенная в чувство по сути, величайшей из пыток, который можно было себе вообразить. Воистину… Что нас не убивает, делает нас лишь сильнее. И исходя из этого определения, сейчас, я должен был метать молнии из глаз и быть тридцать метров роста. К сожалению, мои ожидания не оправдались.

Когда мой разум смог принять то, что я пережил, нечто подобное, которое сам с собой и сделал, пришло новое осознание, вдохнувшее в меня силы. Я мать его смог. Ценой души, ценой покоя… Мои кошмары станут хуже, мои кошмары начнут кусаться и грызть плоть, я это знал, сжимая и разжимая бледные пальцы рук. Я действительно чувствовал себя сломанным, тело пусть и ожило, но и претерпевало оно лишь боль. Душа же… Что же, пожалуй подобного я не испытывал с того дня, когда продал частичку себя Азазелю. Меня… словно выпотрошили и выбросили обратно, в холодный и промозглый мир, где нет ничего нового, кроме новой работы и страданий, которые никогда не закончатся, и будут дальше испытывать меня. Странная улыбка исказила мое лицо, глядя на неизменно левую, почему-то всегда левую, руку… Метка. Выжженная огнем, кроваво-изумрудная змея, с закрытыми глазами, что клыками вцепилась в свой собственный, тонкий хвост. Уроборос, возрождение и гибель, смерть и жизнь, символ как тщетности, так и надежды… Встряхнув рукой и убедившись, что метка не была живой, я смиренно осознал, что мне от нее уже не избавиться, и тем более, больше мне точно не забыть о событиях сегодняшнего дня, ибо она навеки будет воскрешать в памяти тот ад, который я испытывал. Видимо, пришло и мое время носить перчатки… Как делали многие некроманты и чародеи, ввиду своих… Интересных особенностей или простой брезгливости. Но если шрамов я не страшился, и даже мог похвастаться ими, то это… Сжав пальцы, я с отвращением перевел взгляд, пытаясь подняться и наконец осмотреть комнату, в которой я очнулся. Я был жив… Но ценой своего я. Забавно.

Вокруг меня находилось воистину огромное помещение, расположенное, по всем стандартам безумных гениев, где-то под землей. Вокруг меня горели красные огни сигнализаций, расположенные где-то наверху, у остатков потолка, но звука сирены не было. То, что когда-то являлось некой лабораторией или пыточной, лежало в руинах, уничтоженное будто от ненависти и злости, нежели случайно. Каменные стены, потолок, все посыпалось и лежало мертвыми телами над лишь недавно работающей аппаратурой, которая порой искрилась, издавала какие-то звуки, или продолжала дальше рушиться. По бокам комнаты стояли сотри разгерметизированных, трех метровых капсул, многие разбитые или расплющенные, но иные распахнутые и так же сверкающие красными сигналками. Вокруг них, протяженными но прерывистыми следами, виднелись полосы черной жижи и мутной крови, которые в основном исчезали под каменными массивами, уничтожившими весь комплекс, в котором содержались опьяненные надеждой бедняги. Мой взгляд упорно скользил, выискивая живых, возможно, самого Прометея, хоть кого-то из его банды. Но вот незадача… Первых не было, у моих ног валялись превращенные в кашу туловища, оторванные конечности, иногда, с остатками одеждами, пару раз, на ней виднелась потускневшая, разбитая гербовая бляшка, принадлежащая Гвардии, или же присвоенные подопытным номера. На шпилях арматур, вырвавшихся из вскуроченное земли, которые видимо стали смертью непосредственно для основной массы рабов Прометея, виднелись пронзенные тела, разорванные на части и висевшие на ржавых штырях, украшая их своей кровью и внутренностями. Магических следов или намеков на какую-то силу Прометея, я тоже не чувствовал. Делая медлительные шаги, я ощущал как под ногами хрустело битое стекло, колбы, иногда сам по себе скрежетал металл, шуршали разносимые ветром бумаги, которые кое-где скрывали под собой разгорающееся пламя. У моих ног иногда вздрагивали чьи-то пальцы, лежащие под завалами, в воздухе витал приторный запах пали, смешанный с каким-то газом. Очередной но от того не менее внезапный взрыв, который сотряс здание где-то позади меня, дал понять, что лучше мне огнем не пользоваться, если я не хочу подорваться. Впрочем… это все было не интересно, главная виновница торжества, мертвым идолом, висела на цепях, скрываясь за поднятыми вверх каменными плитами, которые я незамедлительно преодолел, желая осмотреть остаток помещения.

Надежда болталась на остатках бывшей клетки, изуродованная до неузнаваемости. Ее руки насквозь прошили острыми прутьями, загнав их под почерневшие вены и заставив болтаться на этом, подобно Спасителю. Ее шею резал разорванный на две части ошейник, который сейчас валялся у ног, сверкая бывшей гравировкой Прометея. Оголенное тело Надежды медленно растворялось, изнутри разорванное в клочья взрывом и еще прежде, растерзанное какими-то трубками и. Оторванные ноги лежали лишь образом в пространстве, на деле же - уже стали пеплом, залитым ихором с культяпок оставшихся от богини. Поседевшие, ломкие и грязные волосы, закрывали лицо, которое признаться, я и не хотел видеть. Всё мое нутро скрутило изнутри, а к горлу примкнули рвотные позывы, объединившиеся с природной ненавистью к женским изуродованным трупам. Ее кожа обгорелыми лоскутами отваливалась, оголяя идеально белые кости, вскоре становящиеся небылью. Ошметки сердца и внутренностей окрасили все место в золотисто-алый цвет, оставив глубокие трещины в полу и земле. Прямо под клеткой стоял странный прибор, похожий на катушку теслы, но только лишь с тем отличием, что был исписан некими символами, и создан из золота. Присмотревшись внимательнее, я заметил, что остатки подобных конструкций по кругу опоясывали бывшую Надежду, являясь видимо неким стимулятором или же, как вариант, дополнительной защитой, которая не сработала.

Больше, вокруг Надежду не уцелело ничего. Взрыв уничтожил даже намеки на существование иных вещей, лишь голые камни, раскрашенные пеплом, золой и померкшей золотой кровью. Не было видно и следов Прометея, что напрягало. Значит… Араун был прав, он выжил, и скорее всего тяжело ранен. Такое пережить без каких-либо ран не смог бы даже самый могущественный из них, что уж говорить об ослабленном донельзя титане, что находился в трансе. Мой усталый взгляд дождался того, что тело Надежды полностью раствориться, оставив лишь острые предметы, некогда терзающие ее плоть, что с громким треском, стуком и громом рухнули на землю. Финал… Больше ее в этом мире было не сыскать. По крайней мере, в прошлом обличии.

В душе царил хаос, несравнимый ни с чем пережитым мною ранее. Эмоции сбились в кучку, не способные нормально функционировать, нервный тик перетекал в смех, смех в злость, злость в плач, и так по кругу. Мой живот свело, будто от удара, ноги дрогнули, я облокотился на кривой каменный выступ, переводя дыхание и пытаясь прийти в себя, сдержав эмоции и вырывающуюся из сердца силу. В глазах потемнело, мир кружился вокруг меня, в безумной пляске смешивая цвета и образы, создавая ощущение падения. Голова предательски болела, раскалываясь надвое и при этом не способная успокоить то биение крови, которое заглушало все иные звуки. С трудом делая прерывистые, жалкие в своем бессилии вздохи, я чувствовал, как болит лицо… Не голова, а именно лицо, около глаз, щек, подбородка и скул. Оттолкнувшись от камня, я сделал несколько неровных шагов в сторону, останавливаясь над разлитой лужицей нефти… Стараясь разглядеть свое отражение.